Костер и Саламандра. Книга первая

— Нет слов у голосов моря, — печально сказал Валор. — Они — вой ветра в снастях, горестный стон по оставленному миру… Когда люди вспоминают о них, пуская фонарики по волнам, душам чуть веселее, но в иное время… э… они сами существуют только немой памятью. С вашего позволения, тёмная государыня, я тосковал не столько по земле, сколько по людям. Порой мне казалось, что я всё отдал бы за беседу с живым человеком, да только Судьба долго не слышала меня. Но в одну прекраснейшую ночь мне явлен был драгоценный дар — малютка Карла.

Виллемина взглянула ему в лицо:

— То есть погибший в море и неотпетый матрос будет признателен, если дать ему возможность ещё немного побыть среди живых? Наверное, не получится хлебнуть рому, но уж точно выйдет от души поговорить…

Валор поразился:

— О чём вы говорите, государыня, во имя всех неприкаянных душ?

Виллемина чуть улыбнулась:

— Я хочу позвать души моря на службу — и отпустить на лоно Господне тех, кто не пожелает ступить на берег.

Клянусь всем на свете: в этот момент мне уже не казалось, что это совсем уж безумная идея. Валор смотрел на Виллемину, как на Божьего вестника, его глаза повлажнели и светились, он еле выговорил:

— Прекрасней вас, тёмная государыня, я не могу себе представить.

Потом я довольно сбивчиво объясняла ему подробности, а он слушал с тем же восхищением. У Валора, во всяком случае, не возникло ни тени сомнения — а он, конечно, знал, о чём идёт речь. Он сам был душой моря — и я помнила, насколько ему было несладко.

— Деточка, — сказал Валор нежно, когда я закончила, — я найду для вас тех, кто пожелает уйти из моря в небеса, и тех, кто пожелает служить тёмной государыне. Моряки — люди чести. Я предполагаю… э… что многим из них может до дна души понравиться эта идея.

В то утро мы прикинули всё — и договорились, что совершим обряд в ближайшее полнолуние. Валор собрался уходить, когда ночная темнота за окнами начала сереть, а перед этим спросил меня:

— Скажите, деточка, а это благодеяние с плотским телом должно распространяться непременно на моряков? Или вдруг, для эксперимента, для того, чтобы всё до конца проверить, вам сгодится и старый некромант?

— О мессир Валор! — поразилась Вильма. — Неужели?

— И вы оставите Сумерки ради такой сомнительной радости, как этот… протез, мессир? — ещё больше поразился Клай.

Валор печально улыбнулся:

— Я уже говорил, друзья мои: моя душа более принадлежит морю, а не Сумеркам. И мессиру Олгрену, и леди Карле я буду много полезнее как некромант… а вам я попросту предоставлю себя прежде всяческих строптивых призраков. Вы сможете примерить эту одёжку на меня — и я расскажу, где она жмёт. Простецу будет легче освоить новое тело, если оно будет устроено удобно.

— Хотите охранять меня и днём? — спросила я. — И Виллемину?

— Вы очень догадливы, деточка, — и Валор раскланялся снова. — Я буду с вами и с государыней в любое время дня и ночи — и я буду настолько свободен, насколько это вообще возможно для моей бедной души, так и не усвоившей, как услышать вампирский Зов.

— Это до демоновой матери самоотверженно, — сказал Райнор.

— Кто-то должен начать, — сказал Валор, чуть пожав плечами.

И это окончательно убедило меня в том, насколько удачна идея Виллемины.

* * *

Виллемине в то утро удалось немного поспать, мне — не знаю, наверное, тоже. Мне показалось, что я только на минутку закрыла глаза, а когда открыла — наша спальня была уже полна сероватым белёсым светом зимнего утра.

И я встала потихоньку, чтобы не разбудить свою королеву. Позвала Друзеллу уже из будуара — и мы с ней вместе решили, что будить государыню не будем.

Я завтракала одна и на ходу, поэтому — холодным мясом. Некоторые из нас, тонкие впечатлительные натуры, не едят мяса в принципе, — Клай как-то уверял, что его Дар не принимает никакой убоины вообще, — но я, видимо, не тонкая и не впечатлительная. У меня ни тело, ни Дар на святой травке не держатся, за что зараза Райнор обозвал меня хищницей.

Мелкий хищник, точно.

Но я кусаюсь.

К парадному подъезду Дворца подали не карету, а мотор — удивительную штуковину, к которой я никак не могу привыкнуть. Тянет называть «самобеглой повозкой», но детки считают, что это уже устарело и звучит вульгарно. Впрямь очень быстрая штуковина, но запах пережжённого горючего нестерпим. И меня всегда безмерно поражало, что мотор и железная дорога страшно нравились Тяпке. Она запрыгивала на сиденье быстрее меня, с удобством там размещалась и всем своим видом показывала, как ей интересно и приятно так быстро ехать.

И её тонкое чутьё бензиновая вонь ничуть не тревожила. Она только чихала и пофыркивала иногда.