Костер и Саламандра. Книга первая

— Для вас, прекрасный мессир, у меня тоже кое-что есть, — улыбнулась Виллемина. — Записки Хорна Великодольского «О противодействии силам ада». Что-то подсказывает мне, что вас это должно заинтересовать.

— Да ещё бы! — на радостях Жейнар завопил, как малое дитя, которому дали что-то очень сладкое, и охнул, потому что открыть рот пришлось слишком резко. — Это же вот прямо — у меня слов нет, государыня! — продолжал он тише, почти не разжимая губ. — Ведь именно про этого Хорна говорили, что он сам с серьёзным Даром, ничего, что Преосвященный? Впрочем, что за дело! Он ведь из Великого Дола — значит, Преосвященный при Иерархе Междугорском был, совсем другой разговор.

— Да, — кивнула Виллемина. — Это некромантский трактат. Хорн принял сан, но рассматривал Сумерки с точки зрения человека с Даром, поэтому его труд имеет особую ценность.

— Это же не единственный экземпляр, не дай Бог? — спросил Жейнар. — Вообще-то не выглядит древней инкунабулой…

Опередил меня — меня-то это тоже интересовало. Я сама ещё не успела дочитать до конца: всё время на что-то отвлекалась.

— Нет, — сказала Виллемина. — Три экземпляра привёз дядюшка Гунтар, для нашей работы, и это современные копии. Одну я отдала его святейшеству Агриэлу, он просил. Его святейшество считает, что эта книга — серьёзное исследование с правильных позиций, но достать текст целиком не смог: труды Хорна строжайше запрещены в Перелесье и Святой Земле. Я думаю, что у нас их тоже изымали. А последняя копия — в типографии. Мы сделаем сто экземпляров. На всякий случай.

У меня отлегло от сердца.

— Ах, какими же пустяками занимаюсь я со своими цветами и покровами! — улыбнулась Мельда.

— Красота, между прочим, недурной способ бороться со злом, — сказала я. — Не вообще всякая, а рукотворная красота — когда человек что-то создаёт из любви. Эти цветы на священных покровах — они ведь не просто так, они имеют смысл, Мельда. Там, в книге, наверняка написано: для света сердечного — это не пустые слова.

— Мне очень жаль, что мы с вами мало знакомы, леди Карла, — сказала Мельда. — Мне хочется сражаться со злом вместе с вами — а я могу только вышивать цветы.

— Ещё познакомимся ближе, — сказала я. — А цветы — вышивайте. В нашей команде у каждого — свой талант. Вы вот восстанавливаете старинные покровы — может, это Господь увидит и одобрит, это тоже важно.

* * *

У нас уютное утро было: после того как мы навестили семью Раша, у меня сильно отлегло от сердца. Будто удалось как-то поправить…

Очень относительно поправить.

Потому что мёртвым-то не поможешь.

А я поймала себя на мысли, что уже прикидываю потери, как на войне. И что это кошмарно цинично: погибла любимая подружка Мельды, это ужасно, но если бы погибла Мельда — было бы хуже. Раш бы, наверное, некоторое время не мог работать — а сейчас важно, чтобы он работал. Поэтому — повезло нам, да.

Так рассуждать мне было внове и противно, но оно само выплывало — и меня грызла совесть.

А Виллемина меня отвлекала неожиданными вопросами.

— Дорогая Карла, — сказала она, улыбаясь, — вот Жейнар сказал, что не бывает некромантов с очаровательными лицами… но наш драгоценный друг Валор очень хорош собой. Во всяком случае, в облике вампира у него были очень красивое лицо, осанка словно у гвардейского капитана, стройная фигура… Мессир Валор — уникум, некромант, обошедшийся без клейма Тьмы?

— Ничего он не уникум, — сказала я. — Сейчас он и вовсе — одно сплошное клеймо.

— Но раньше? — настаивала Вильма.

— Государыня, да вы же любопытны, фи! — не удержалась я и прыснула.

— О Карла, дорогая! — простонала Вильма. — Теперь любопытство меня убьёт, а спросить у самого мессира Валора я не посмею.

— А мне почём же знать? — я сделала самую постную мину. — Если клеймо не на лице…

— Но ты же знаешь?

— Да ладно, знаю, — сказала я. — Я же видела его призрак в истлевших лохмотьях, я всё про него знаю. У него справа под рёбрами росли три пальца. Не спрашивай, как это возможно. Выглядело это просто чудовищно — так что, я думаю, ты сделаешь очень разумно, если не станешь его расспрашивать.

— Боже мой, — вздохнула Вильма. — Я — любопытная, мне нет прощения, я никогда не заговорю об этом с Валором. И никто не заговорит. У него теперь искусственное тело, но без изъяна. Пусть все думают, что мессир Валор — исключение из правил.

— Пусть, — сказала я. — Иногда клеймо — уж чересчур… ну, ты понимаешь.

Мы вышли из кареты у парадного входа во Дворец — и немолодая дама в великолепной шляпе и длинной, по моде Перелесья, шубе, которая вроде бы спокойно прогуливалась по площади, вдруг кинулась к нам бегом по свежевыпавшему снегу.

С прытью совершенно не по возрасту.

Её задержали караульные гвардейцы — а она закричала:

— Государыня, я вас умоляю! Позвольте с вами побеседовать! Я на колени кинусь!

Виллемина остановилась. Дама рвалась из рук гвардейцев. Тяпка зарычала.

— Что с ней, Тяп? — спросила я. — Давай, нюхай.