Костер и Саламандра. Книга первая

Я не слышала, как Виллемина закончила свою речь. Меня колотило мелкой противной дрожью: если я права — это как медленно действующий яд. И моя королева — следующая.

— Я хочу, чтобы вы запомнили, прекрасные мессиры, — сказала Вильма на прощанье, — я всегда рада выслушать любого из вас. И позвольте мне надеяться, что я могу попросить у вас помощи.

Члены Совета смотрели на неё влюблёнными глазами: моя государыня так здорово изображала беспомощную девочку, что все верили, даже прожжённые упыри политики.

Раш подал Вильме руку, чтобы она спустилась с трона, — и мы вышли из Зала Совета, сопровождаемые гораздо более дружелюбными взглядами, чем в начале. Но висельник был на своём месте, а под креслом холёного мессира натекла лужа призрачной крови.

— Прекраснейшая государыня, — восхищённо сказал Раш, — вы всё сделали правильно, лучше и ждать было нельзя. Просто отлично.

Виллемина рассеянно кивнула.

— Да, наверное, — сказала она, — но, знаете, мессир Раш, мне было… — и покосилась на меня. — Как-то очень неуютно было, я хочу сказать. Будто кто-то злобно смотрел мне в спину. Как будто я не понравилась Залу, — и рассмеялась коротким нервным смешком. — Я глупая, Карла, дорогая?

— Ты чуткая, — сказала я. — Раш, мне нужно поговорить с Броуком. Срочно. Государыня в опасности — и ещё я, кажется, нашла убийцу короля.

Вильма ахнула, Раш отшатнулся:

— Но, леди Карла… ведь государь умер от болезни…

— Теперь я уверена: от проклятия. Броука. Срочно.

Раш пропал давать распоряжения. Я взглянула на Вильму.

— Ты командуешь, как полководец, — сказала Вильма. — Ужасно… неужели это правда? Ты… учуяла?

— Мы с Тяпкой, — сказала я. — Мы — королевские сторожевые псы. Я тебе присягала — и я не дам причинить тебе вред. И мы выловим всех здешних гадов.

* * *

Надо отдать должное Броуку: он пренебрёг всеми мыслимыми приличиями и прибежал. Буквально. А с ним прибежали несколько юношей, чьи лакейские ливреи меня уже не обманывали: дворцовая стража.

— На вас лица нет, Карла, — сказал Броук. — Что случилось?

— Пойдёмте в Зал, — сказала я.

Я боялась, что не найду нужное кресло, но призрачная кровь так и стояла под ним, а от лужи вела размазанная дорожка почти до самого трона.

— Раш, — спросила я. — Вот тут — кто сидел?

— Барон Штарх, — сказал Раш удивлённо. — Смотритель Дворца и дворцовых служб. А что?

— Дворца и служб — значит, под его началом всякие ремонтники, строители… те, кто чинит поломанное и делает всякие разные штуки… чистит камины, латает крышу, вставляет стёкла… Так?

— Да, — Раш ещё больше удивился.

— Превосходно, — сказала я. — Мне нужно поговорить с камергером Гелхарда. Быстро.

Один из парней Броука сорвался бегом и пропал.

— Вильма, — сказала я, — можно, ты останешься здесь? Здесь безопасно, я знаю. Посиди на троне, ладно? Почему-то трон тут — самое безопасное место. Мессир Раш останется с тобой и будет тебя охранять, а я должна разнюхать, где спрятали отраву.

— Ты меня восхищаешь, — сказала Вильма, садясь. — Но как ты узнала?

— Потом расскажу тебе, потом. Пока — просто посиди тут, пожалуйста.

Я бы оставила с ней и Тяпку, но мне казалось, что Тяпка с её сверхъестественным нюхом будет полезнее мне. И мы с ней вышли из Зала — как раз чуть не столкнулись с камергером.

Вид у него был совершенно измученный. Он, наверное, пытался уснуть: на него-то свалилось не меньше, чем на нас, подумала я. Мессир Дюшар ведь и короля хоронит, — к которому относился с неслужебной симпатией, чисто дружеской, и готов был для больного наизнанку вывернуться, чтоб тому было полегче, — и оставляет придворную должность. Ему на похоронах придётся камергерский жезл ломать — тоже совершенно не радостно…

— Вы хотели меня видеть, леди Карла? — спросил он удивлённо и устало.

— Мессир Дюшар, вы хорошо помните, когда государь заболел? — спросила я.

Камергер задумался.

— Вот прямо заболел, начал жаловаться на боли — под Новогодье, — сказал он. — Но я вот что скажу… уже с конца лета государь мой стал быстрее уставать, перестал за работой сидеть допоздна… Осенью тоже недомогал, я думал, простужается…

— Спасибо, — сказала я. — Понятно. А теперь вспомните, не случилось ли в конце лета что-то такое чинить, перебирать… Для чего нужно бы было разбирать стены, пол, камин? Не во Дворце вообще, а в личных покоях государя? В его кабинете, в библиотеке, в спальне?

— В спальне, — кивнул камергер. — Государыня Ленора попросила государя ковёр снять с пола в спальне… там ковёр раньше был саранджибадский, палевого цвета, с голубыми цветами…

— Мессир! — да что ж он тянет! — Только ковёр?

— Так ведь, когда сняли ковёр, её величество огорчилась, что паркет исцарапанный.

— Сильно исцарапанный?

— Ну… — камергер смутился. — Государыня сказала, что исцарапанный, велела заменить. Государь тогда уезжал в Голубые Гавани, на верфи…

— И пол заменили?

— Конечно, — снова кивнул камергер. — Златолесской мозаикой, очень красивой.

— А больше ничего такого? — спросила я на всякий случай, хотя уже всё поняла, поняла даже, почему ничего не почувствовала: я ведь ни разу не была в спальне короля.