Костер неистовой любви (Марина Цветаева)

Сергей не ставил никаких ультиматумов – он просто самоустранялся, не в силах справиться с Мариной. Да уж, упустил, упустил он в вечность этого демона, и крылья пламенные теперь безжалостно хлестали его не только по лицу, но и по сердцу. По сути дела, в его самоустранении уже был ультиматум: знал ли Сергей или чувствовал, что для Марины, несмотря на все их вечное-сердечное непонимание, потеря его – невозможна? Да, это было именно так, и сакраментальные, всеми любящими людьми повторяемые слова: «Я не могу без тебя жить!» – имели для Марины смысл вечный и неизменный. Несмотря ни на что. Несмотря на ее вечно страдающее от любви к другому (третьему, четвертому… другой, третьей, четвертой… даже так!) сердце. Но эта всегдашняя готовность Сергея самоустраниться до полного исчезновения из ее жизни останется для Марины вечным ограничителем ее чувств, и однажды она придет на пражский Карлов мост и склонится над темной Влтавой, моля воды подняться и взять ее именно потому, что Сергей будет готов устраниться от нее навсегда…

Но не станем забегать вперед.

Неизвестно, что произошло бы в жизни Сергея и Марины дальше, останься Петр жив. Однако срок его был уж измерен, и 28 июля 1914 года случилось то, что и должно было случиться: он упал в бездну, разверзтую вдали…

Марина утешилась тем, что написала целый цикл стихов, помеченных двумя буквами: П.Э.

При жизни Вы его любили.И в верности клялись навек.Несите же венки из лилий.На свежий снег.Над горестным его ночлегом.Помедлите на краткий срок.Чтоб он под этим первым снегом.

Не слишком дрог.Дыханием души и тела.Согрейте ледяную кровь!Но, если в Вас уже успела.Остыть любовь —К любовнику, – любите братца.Ребенка с венчиком на лбу, —Ему ведь не к кому прижаться.В своем гробу.Ах, он, кого Вы так любили.И за кого пошли бы в ад.Он в том, что он сейчас в могиле, —

Не виноват!От шороха шагов и платья.Дрожавший с головы до ног —Как он открыл бы Вам объятья.Когда бы мог!О женщины! Ведь он для каждой.Был весь – безумие и пыл!Припомните, с какою жаждой.Он вас любил!Припомните, как каждый взгляд вы.Ловили у его очей.

Припомните былые клятвы.Во тьме ночей.Так и не будьте вероломны.У бедного его креста.И каждая тихонько вспомни.Его уста.И, прежде чем отдаться бегу.Саней с цыганским бубенцом.Помедлите, к ночному снегу.Припав лицом.Пусть нежно опушит вам щеки.Растает каплями у глаз…

Я, пишущая эти строки.Одна из вас —Неданной клятвы не нарушу —Жизнь! – Карие глаза твои! —Молитесь, женщины, за душу.Самой Любви.

Сила (и слабость) Марины как женщины и неотразимость ее стихов в том, что она всегда была убеждена: так я не любила еще никого и никогда… И в самом деле не любила – на нее всякая страсть обрушивалась словно впервые, небывало, невероятно.

Но та страсть, что явилась на смену любви к Петру и взяла Марину в плен, стала именно такой – невероятной и небывалой. «Взяла в плен» – как раз те слова, которые здесь нужны, потому что речь пойдет о женщине.

А впрочем, не все ли равно было Марине, кого любить?!

«Любовь: зимой от холода, летом от жары, весной от первых листьев, осенью от последних: всегда – от всего. Я не любовная героиня, я никогда не уйду в любовника, всегда – в любовь», – однажды записала она в своем дневнике святую истину о своей неудержимой натуре.

Маринино сердце никогда не могло пустовать долго. После смерти Петра оно вдовело целых два месяца! До того дня, когда в салоне поэтессы Натальи Крандиевской, жены Алексея Николаевича Толстого, Марина познакомилась с известной поэтессой Софьей Парнок.