– А вот то самое! – неожиданно рассвирепел пугливый фотокор. – Я эти штуки показал специалистам. Это же не игрушки, на них изображены известные люди, сам должен понимать. А меня там трясли три часа, дескать, где другие фотографии? Всю душу вытрясли. Теперь сам звони!
– Я тебе это позволял? – теперь рассвирепел я. – Выкладывай напрямик: настоящие или подделка?
Ия стояла у окна, неторопливо пускала замысловатые колечки дыма и слышала каждое наше слово.
– Настоящие, – выдавил, наконец, Славка.
– Как можно такое сделать?
– Не знаю. Спроси Юренева.
– Я тебя спрашиваю. Мастер!
– Откуда мне знать?.. Вот ведь хотел уехать, командировку обещали… Один в Сингапур летит, другой в Канаду, а я дальше Искитима никуда не ездил… – Прервав жалобы, Славка быстро сказал: – Там на этих фотографиях есть детали, которые невозможно режиссировать. Понимаешь? Подлинные фотографии, подлинные! Не знаю, как можно такое сделать, но подлинные фотографии, Хвощинский.
Совсем растерявшись, Славка повесил трубку.
Ия рассмеялась.
– Ты все слышала?
– Конечно. Он так кричал.
– В госбезопасность он, что ли, снес фотографии?
– Неважно. Дай мне трубку.
Не знаю, куда Ия звонила, я старался не глядеть, какой номер она набирает. Но там, куда Ия звонила, ее слушали внимательно. У меня сложилось такое впечатление, что фотографии давно уже находятся у тех служб, что трясли несчастного Славку.
Впрочем, мне было все равно.
Я смотрел, какое на Ие узкое платье.
Как она его надевает?
А Ия говорила в трубку: «Эффект… Да, да, эффект второго порядка…» И еще: «Хвощинского не тревожить…» И еще, прикрыв трубку ладонью, не в трубку, а мне: «Куда там мастер Славка хотел в командировку поехать?»
Я хмыкнул:
– В Сингапур. Или в Новую Зеландию.
Мне безумно хотелось обнять Ию, но она, укорив меня взглядом, сказала в трубку:
– Хвощинский говорит, в Сингапур или в Новую Зеландию. Впрочем, это далеко. Пусть съездит в Ленинград. Если он мастер, Новая Голландия его ничуть не разочарует.
И повесила трубку.
– Кажется, Славке пошла пруха, – сказал я.
– Не думаю. Мы замолчали.
Ия странно смотрела на меня.
Ее синие глаза потемнели.
– Это платье… – спросил я. – Ты сама его вязала?
– Сама.
– Оно мне нравится…
В темнеющих глазах Ии стояло обещание:
– Хочешь, завтра я приду в нем же?
– Хочу… – В горле у меня пересохло. – Как оно снимается?..
Глаза Ии были полны тревоги, но и понимания, колебаний, но и нежности. Она действительно колебалась.
Но это не длилось долго.
Она решительно повернулась спиной:
– Видишь, какая длинная молния?..
Я целовал ее плечи – гладкие, круглые, поддающиеся под губами, ее нежную ровную шею, на которой когда-то начинали угадываться будущие морщинки, от них сейчас следа не осталось. Я задыхался:
– Ты, наверное, все можешь?
– Не все, – шепнула она.
Платье сползло с нее, как змеиная кожа.
Ия сама оказалась гибкой, как змея.
Мы задыхались, мы забыли обо всем, и в этот момент грянул телефон – пронзительно, настойчиво, нудно.
Я не отпустил Ию. Пусть телефон верещит. Я сейчас дотянусь и разобью аппарат ногой.
– Не надо. Возьми.
Тяжело дыша, я дотянулся до трубки.
– Хвощинский! Какого черта? – Юренев был явно взбешен. – Почему эти фотографии прошли мимо наших спецслужб?
– Наверное, потому, что я не имею к вашим спецслужбам никакого отношения, – холодно ответил я.
– Ты шутишь!
– Как это шучу?
– А так, Хвощинский! Запомни! Мои службы – это и твои службы. Так было и так будет. А твоим дружкам я шеи поотворачиваю!
Вовремя Ия отправила мастера в Ленинград, подумал я и повесил трубку.
Я не мог сейчас злиться даже на Юренева.
Я мог только дивиться – свету в окне, гомону воробьев за окном, тому, как быстро Ия успела разобрать постель.
– Рано смеешься… – В синих глазах Ии плавала непонятная мне печаль. – Это только начало…
Я не успел спросить, о чем она? Вновь грянул телефон. Сейчас я его отмажу, хищно подумал я. Сейчас Юренев услышит от меня все, что я о нем думаю. Звонил не Юренев.
– Ну ты! – голос был мерзкий, грязный, с каким-то нечистоплотным присвистом. – Тянешь, ублюдок? Помочь, что ли?
Я ошеломленно повесил трубку.
– Это не все… – улыбнулась Ия печально. – Тебе еще будут звонить…
Я обнял ее.
Телефон мгновенно сошел с ума.
Он трещал теперь так пронзительно, с такой силой, что его вполне могли слышать в холле.
Я не выдерживал, снимал трубку.
Ия зарывала лицо в подушку и смеялась.
Звонили из Госстраха, намерен ли я, наконец, погашать задолженность? Звонили из автоколонны: мой заказ, видите ли, наконец, принят, а шифр контейнера я могу узнать в конторе. Звонили из детского клуба «Калейдоскоп» – там вырубило силовую сеть, почему, черт возьми, не идет электрик? Звонила некая девочка, не столь даже откровенная, сколь закомплексованная. «Придешь в „Поганку“? – проворковала она, волнуясь. – Правда, не можешь? Жалко. Хочешь, я сама приду к тебе?»
Я целовал Ию, я видел, как темнели ее глаза, а телефон опять исходил визгом.
– Позволь, я разобью его.
Ия закрывала глаза, мотала головой:
– Нам надо быть сильными.
Не знаю, что она имела в виду.
Я поднимал трубку.