Костры на берегах

Переплетение исторической правды и вымысла в саге проистекало из того, что повествования о норвежских королях и подвигах норвежцев складывались и записывались далеко от места событий, в Исландии, порой спустя сто-двести лет после того, как эти события произошли. Но чтобы сага не стала сказкой, «лживой» сагой, сами события и имена участников бережно хранились в памяти исландцев. За всем этим стояла их личная история, история жизни их предков и родственников, история их владений, накопленных сокровищ, история множества других людей, с которыми через сагу ныне живущие ощущали свою кровную или дружескую связь.

Все больше и больше исландцы отрывались от своей прежней родины. Они забывали ее приметы, реальную географию, расстояния. Можно думать, что по этим причинам в XII–XIII веках исландцы с особой бережностью стали записывать свои семейные предания и рассказы о норвежской старине, составляя устные хроники, в которых было отведено место деяниям каждого из их предков. Видимо, этими же причинами объясняется и ограниченность кругозора исландских саг. Они повествуют о событиях на территории Норвегии, в Швеции, отчасти — в Дании. К немалому удивлению читателя, саги ничего не сообщают об опустошительных набегах норманнов на побережья Западной Европы в VIII–XI веках, то есть о собственно «эпохе викингов», главными действующими лицами которой были даны и отчасти шведы, а также их соседи на островах и на южном побережье Балтики — фризы и венды.

Норвежцы выступили на историческую арену Европы значительно позднее, им не нашлось места для подвигов на материке, охраняемом теперь осевшими на его берегах северными захватчиками. Норвежцам оставался открыт только океан. И — память о родине, с которой их связывала и сага, и родственные узы.

Вот почему мне казалось, что при всей свободе вымысла в речах персонажей, при достаточной свободной компоновке фактического материала историческая сага должна сохранить не только свой сюжетный стержень, но и систему географических ориентиров, переходивших из повествования в повествование. В первую очередь это касалось Исландии, где была известна история каждого возделанного участка земли, начиная от первого его хозяина, Норвегии, с землей которой, ее реками, озерами, островами и фиордами, была связана кровная история исландских родов, и Швеции, где жили друзья, родственники и приятели исландцев. Своеобразная сетка географических координат должна была быть единой для всего этого северного региона, на котором, как на некой исторической сцене, разворачивалось действие королевских саг…

По мере того как я погружался в своеобразный, ни на что другое не похожий, завораживающий мир саги, где читателя поражал сильный и лаконичный язык древних исландцев, их удивительное литературное мастерство, умение создать высокий накал страстей, поддерживая напряженную динамику действия, сравнимую разве что с лучшими образцами современного детективного жанра, я все более утверждался в небесполезности попыток вычленить из текста саг, знающих «страну бьярмов», некий географический комплекс сведений о местоположении этой страны.

Своего рода устойчивый стереотип представлений, ставший традиционным при определении пути героя.

Конечно, получить это было непросто. Представления исландцев о странах, лежащих за пределами района их обычного плавания, оставляли желать лучшего. В этом отношении королевские саги не отличались от «саг об исландцах». Впрочем, ведь и авторами их были часто одни и те же люди! Что касается «лживых» саг, то они были наполнены таким же безбрежным вымыслом, как восточные сказки.

Все, что оказывалось за пределами Вика, как скандинавы называли современный Бохус, переходящий в Осло-фьорд — обширный залив, отделяющий Норвегию от Швеции и состоящий фактически из двух проливов, Каттегат и Скагеррак, — смешивалось ими воедино, будь то «земля вендов», «земля русов», «земля великанов», «восточные страны», «Великая Скифия», «Греция», «страна городов» и так далее. Но в этой путанице и мешанине при желании можно было увидеть начатки некой системы. Не только в королевской, но и в «лживой» саге отправная точка, откуда герой пускается в плавание, и первоначальное направление его пути всегда документально точны. Викинги отплывали отнюдь не в «тридесятое царство, неведомое государство», а по совершенно конкретному направлению, по которому читатели или слушатели саги в случае нужды могли послать вслед за ними курьера, чтобы привезти точную реляцию об их подвигах.