Кот

Когда Маргарита сидела у телевизора, Буэн, случалось, смотрел на ее лицо, и оно было таким неподвижным, что он порой удивлялся, слыша ее дыхание. Он ведь понадобился ей, потому что она испытывала страх перед этой неподвижностью, этим безмолвием. Когда в первый раз они зашли на кухню выпить по рюмочке ее отвратительной наливки, Маргарита вдруг поняла, что в доме нечто изменилось, в нем затрепетала жизнь.

Но чтобы мужчина остался с нею, чтобы они могли быть вместе, не совершая греха, ей надо было выйти за него замуж, и вот в одно прекрасное утро они стали супругами.

Замшелые старики новобрачные. Интересно, не казались ли они видевшим их соседям и торговцам жалкими, а то и карикатурными? А что бы подумали эти люди, если бы увидели его и Маргариту дома?

Дверь закрылась. Шаги. Еще одна дверь. Буэн ждал, что Маргарита сойдет вниз. Но она вошла в коридор и в нерешительности остановилась.

Наконец, напряженная, с бесстрастным лицом, она вошла в гостиную и остановилась напротив Буэна. Их взгляды встретились, но глаза у обоих были холодны, и никакого контакта не возникло. Маргарита протянула Буэну листок, и ее худые пальцы, сжимавшие эту бумажку, дрожали.

Буэн принял записку, но даже не глянул в нее; читать он стал, только когда Маргарита подошла к своему креслу, взяла с сиденья вязание и села.

“Я все обдумала. Я католичка, развод для меня невозможен. Господь сделал нас мужем и женой, и мы должны жить под одной крышей. Но отныне ничто не заставит меня сказать вам хоть слово, и я настоятельно прошу вас воздержаться от разговоров со мной”.

Прямым, четким почерком, приобретенным в монастырской школе, она подписалась: “Маргарита Буэн”. Так началась их игра.

На следующий день Буэн впервые, после того как поселился в этом доме, сам убрал свою постель; Маргарита в это время застилала свою.

Сделал он это вовсе не назло Маргарите. Он уже выздоровел, и голова у него была светлая. Но поскольку они теперь не разговаривали и ничто их не соединяло, кроме подписей, сделанных в мэрии и церкви, для него было естественным ничего не принимать от жены. Возможно, это ребячество, но он так решил, и потому, когда увидел, что она собирается идти за едой, написал на клочке бумаги: “Пообедаю в городе”.

Решив никогда больше не есть ничего приготовленного женой, он счел долгом порядочности освободить ее от необходимости стряпать на двоих.

Пообедал он в ближнем ресторанчике, в разговоры ни с кем не вдавался и решил не заглядывать в кафе на площади Данфер-Рошро, где мог бы встретить знакомых.

Буэн не признавался себе в том, что ему не терпится поскорей вернуться и посмотреть, чем занята жена. Но когда он пришел в тупик Себастьена Дуаза, оказалось, что дома никого нет, и Эмиль растерялся. Он был сбит с толку. Прежде он не спрашивал себя, чем ему заняться.

Было три часа дня. Решив полюбопытствовать, что ела жена, Буэн открыл холодильник и обнаружил остатки паштета, две по отдельности завернутые картофелины и мисочку со стручковой фасолью. Два предыдущих дня Маргарита позже выходила из дому. Не означает ли это, что сегодня она отправилась куда-то в другое место?

Испытывая беспричинное беспокойство, Буэн пошел на второй этаж, отворил платяной шкаф и убедился, что жена ушла не в пальто, а в каракулевой шубе, которую обыкновенно надевала по воскресеньям. Спросить, куда она ходила, он не сможет, так что остается лишь высматривать да строить догадки.

А может, попугай уже подох? Из-за попугая Буэн ел себя поедом, хотя твердо решил никогда не признаваться в этом. Разве она корила себя, когда отравила его кота?

Затопив камин, Буэн сидел и читал газету, и тут возвратилась она, поднялась наверх, а затем спустилась в кухню. В гостиную она заглянула лишь на минутку — взять вязанье. Она что, решила расположиться в столовой или в не слишком теплой кухне?

Тянулись бесцветные часы, в которых не было ни света, ни тени, — часы, заполненные только размышлениями, какими вряд ли можно гордиться, бесплодными, если не нелепыми вопросами.

“Не попытается ли она отравить меня?”

Внезапно Буэн задумался: “Буду я горевать, если она умрет?”

Нет! Он не будет горевать. Даже не опечалится. Ну, может, ему будет ее не хватать. Буэн не любил смотреть, как умирают люди. И не потому что испытывал к умирающим какие-то чувства, а просто смерть внушала ему ужас.

А много ли шансов у них, в их возрасте, на долгую жизнь?

Бывало, засыпая на спине, Буэн складывал руки на груди, но если замечал это, прежде чем погрузиться в сон, тут же менял позу: такое положение придают покойникам, перед тем как вложить им в руки четки.

А где, интересно, поставят гроб? В спальне? В гостиной? И Буэн очень живо, в подробностях представил себе, как вносят гроб, еще пахнущий свежим деревом.