Ветеринар, которого я выбрал для моего кота, разделял мои взгляды по поводу насилия над животными. Ее звали Сьюзан Томпсон, и, кроме прочих достоинств, она была единственной женщиной в классе ветеринарной школы. Перед тем как заняться частной практикой, она работала в приюте, где я был членом совета, и я знал, что она была профессионалом высокого класса, а также отличалась редким сочетанием мягкости и решительности. Благодаря этим качествам она быстро и безболезненно лечила животных, и все кончалось раньше, чем ее подопечные осознавали, что с ними происходит.
Я позвонил Сьюзан и сообщил ей о высокой чести, которая ей оказана. Она предложила принести кота на следующее утро, а потом выслушала мои диагнозы и подробный рассказ о достоинствах моего кота. Она слушала терпеливо, но, как я чувствовал, без особого интереса, до тех пор пока я не упомянул о кастрации.
- Если мы собираемся это делать, - перебила она меня, - то я оставлю его у себя на ночь. И прошу вас не кормить и не поить его после шести часов вечера.
О том, что он останется в лечебнице на ночь, я знал, но второе условие было для меня неожиданностью. Плохо было уже то, что я должен его вынести на улицу, растревожив как раз тогда, когда он начал привыкать к дому и чувствовать себя в безопасности. И ко всему еще предстояло пережить голодный вечер и утро без «мощного завтрака»! Это было уже слишком!
Но ничего не поделаешь, пришлось выполнять все требования доктора. И потому в тот вечер, когда он, нервничая, не понимал, почему его лишили еды, я пытался отвлечь его и старался растолковать, что виноват в этом не я, а другие люди. Я был к нему особенно внимателен, ласкал его, играл с ним, даже дал ему выиграть в бейсбол с пинг-понговым мячиком. Но он снова и снова издавал свое «айяу», протягивал лапы, хватал меня за ноги и тащил на кухню. Когда же я отказывался, он утешался самым жалобным «айяу», которое я когда-либо слышал от него.
И когда пришло время спать, он остался на полу. Поздно ночью он все-таки вспрыгнул ко мне на кровать, но улегся не рядом, как обычно, а внизу, у самых ног. В три часа он, как всегда, разбудил меня, но, когда я даже не пошевельнулся, чтобы насыпать ему «Виттлз» из коробки, на которую был устремлен его взгляд, он достиг пика раздражения. Он понял, что я лишился рассудка. И надо взять дело в свои лапы. Кот стремительно перепрыгнул через меня на прикроватный столик, одним ударом перевернул коробку, и, как раз тогда, когда он почти достиг цели, я протянул руку и схватил коробку.
Он смотрел так, что мне стало ясно: мы - враги. Но я это игнорировал, ссыпал «Виттлз» обратно в коробку и убрал ее в шкафчик.
Кот повернулся ко мне спиной, спрыгнул на пол и оставался там до конца ночи.
На следующее утро я совершил, если можно так выразиться, искусный и наглый маневр с нашим «мощным завтраком». Я решил, что тоже не буду есть. В конце концов, вовсе необязательно завтракать каждый день.
Вместо завтрака я полез в кладовку и достал сумку, которую Мариан, со своей обычной предусмотрительностью, принесла и тайком спрятала на верхней полке, так чтобы кот не мог ее увидеть.
Как только я вынул сумку, кот пришел в ужас, хотя я был уверен, что он в жизни не сталкивался с такой вещью. Каким-то образом он понял, что я затеваю что-то подозрительное и, что бы это ни было, оно связано с этой дурацкой штукой. Мне сразу же стало ясно, что у него не только нет ни малейшего желания забираться в сумку, но он не захочет даже рядом находиться.
Я соображал, как мне справиться с этой задачей, и вспомнил вычитанный где-то совет: прежде чем вы попытаетесь запихнуть кота в сумку, кот должен быть уверен, что, во-первых, он с ней уже знаком, во-вторых, что он мог бы с ней и подружиться. Надо дать ему поиграть с сумкой или даже внутри нее, для этого надо положить туда одну из его игрушек. И хорошо бы все это сделать значительно раньше, чем вы даже подумаете о том, чтобы его куда-нибудь в ней отнести.
Разумеется, заранее я ничего не сделал, а теперь было слишком поздно. Я вспомнил случай, произошедший с моей подругой, телезвездой Пией Линдстрем. У мисс Линдстрем было два кота, и она отправилась с ними к ветеринару, причем один кот находился в сумке, а второй - под мышкой у мисс Линдстрем. Первый кот, рассказывала она, вообще не реагировал на сумку, а второй - реагировал слишком бурно. Никакими силами его нельзя было заставить забраться в сумку. Даже когда два человека пытались его туда засунуть - один держал кота, другой сумку, - кот все равно вырвался.
Таким образам, Пия отправилась к ветеринару так, как всегда и везде ходила с котами, - один в сумке, Другой под мышкой.
Ветеринар, увидев всю компанию, решил, что либо коты не ладят, либо Пия типичная взбалмошная телезвезда. Он решил ей помочь.
- Я возьму одного вашего кота, - сказал он. - У меня в соседней комнате есть лишняя сумка.
Мисс Линдстрем вскочила.
- О, нет! - воскликнула она. - Пожалуйста, не беспокойтесь. Кот не полезет в сумку.
Но ветеринар не желал слушать возражений.
- Ерунда, - сказал он, взял кота и унес его в другую комнату.