Грин не объяснял, как определить, левша или правша мой кот, но в силу своей изобретательности я решил поиграть с котом в мячик, чтобы увидеть, какой лапой он его будет ловить. Я кинул мячик десять раз. Шесть раз он поймал мяч левой лапой и только четыре - правой. Я был окрылен успехом. Теперь я должен был ввести мои положительные представления о грозе в его антигрозовое мышление. Я внимательно прочел о том, как происходит процесс передачи и приема мыслей. По Грину выходило, что кот должен сидеть, а не лежать.
Я сделал все, что мог. Оказалось, что безумно трудно заставить его смотреть, отвернувшись от меня на 90 или 120 градусов. Я вообще-то не математик, но меня снова выручила моя изобретательность, которая уже помогла определить, левша он или правша. Я поместил кота возле окна, где он мог бы увидеть голубей. Он был великолепен - он ни разу не посмотрел на меня.
Следующая рекомендация касалась меня самого.
Естественно, то, на чем я сфокусировался, было противоположно грозе: в ясный солнечный день мы играли с мячом на балконе. Но одного дня, очевидно, было недостаточно.
Если честно, я не очень-то был осведомлен о моих сердечных ритмах, какими бы они ни были, но я решил сократить количество вариаций с девятнадцати до двух, я чувствовал: этого будет достаточно.
Так или иначе, но я наконец был готов передать коту сообщение, я излучал его изо всех сил. Я передавал ему, что он больше не будет бояться гроз.
Для получения результата эксперимента нужно было дождаться следующей грозы, но, к сожалению, небо было безоблачным. Когда же наконец разразилась гроза, я получил четкий и ясный ответ. Коту было не лучше, а гораздо хуже. Я позвонил приятельнице и рассказал ей о своих усилиях и об отрицательных результатах, я сказал ей, что Белый Медведь не может больше ждать прекращения гроз над Нью-Йорком. Теперь он забивается в кухонный шкаф даже тогда, когда обещают грозу в Балтиморе.
Я дозрел до кошачьего психиатра.