Кот-Скиталец

– Что поделаешь, госпожа Эрмина, выбираем нынче не мы, а через нас. Через нашу голову, как говорят рутены. Поэтому и нам с вами не лишнее стать фаталистами.

– И остается еще надежда на сводного брата нашей милой Софии и его собственные полгода.

– Вот как? – я не вмиг поняла, о ком это, хотя, безусловно, имелся в виду Владетель Эрбис. Значит, королева благосклонна к сюзерену и родичу. Вообще или только в том смысле, что он сможет принять на себя тяжесть неугодного ей и страшащего ее брака? Я давно поняла, что нейтралитет Леса – только первая и самая малая ставка в затевающейся игре. Если живой ключ к миру и нейтралитету «Сердца Бытия» окажется в руках вассала, какого рода независимость от своего господина он почувствует и реально обретет? И желает ли королева сыну такой власти? Я никак не могла нащупать ее истинных мыслей через наслоения непривычных мне запахов и смыслов, океан ощущений, внушаемых ею и внушенных ей. Впрочем, даже и не мысли были главным, ибо нечто прорезалось из этого хаоса и блистало, точно узкий прямой меч.

– Необычное притягивается к необычайному, так, кажется, у вас говорят? – спросила я. – По крайней мере, я слышала такое от короля-отшельника. И о земле Нэсин я слыхала от него и прочих много удивительного.

И почему-то после этого вывода напряжение спало, будто мы выложили друг другу все свои сознательные и несознательные, осознанные и полуосознанные тревоги. Мы очень мило, весело и без претензий поболтали, разбирая по косточкам лесные свычаи и обычаи, андрские великосветские манеры и мункские народные костюмы, инсанскую сакральную архитектуру и гражданское строительство. Движения ее были от природы стремительны, а заинтересованность – неподдельной. И, Боже мой, лицо ее вне регламента показалось мне уж совсем девчачьим! Покойник Филандр явно не успел ее поизносить. А поскольку наша беседа то прямо, то обиняками вертелась вокруг сватовства, умыкания, венчания, пропивания и устройства брачных чертогов, то мне вспомнилась и стала как бы сама переводиться на андрский и проговариваться некая лесная «Песнь Песней», любовная антология, которую распевают в гонное время и после него, когда идет самый загул и разгул. Выходило, пожалуй, убого, без учета волкопсовых одоризмов и афоризмов, но зато я специально не сделала скидки на принадлежность моей высокородной слушательницы к иному биологическому виду, чтобы подбавить остроты в пресное блюдо.

«Каждый шаг твой – песня в полнолунье

Пред лицом Владычицы Приливов,И земля покорно принимаетЦарственную поступь лап упругих.Запахи твои слепят, как солнцеВ сердцевине налитого полдня,И хвоста благое мановенье —

Точно луг цветущий, многотравный.Очи – жизнетворные озера,Шерсть – как будто в звездах тьма ночная;Ряд сосцов молочное сияньеКаравана, что сквозь небо протянулся.В сладости таинственного лона —

Бездна предначертанных рождений.Дай и мне в нем к жизни воплотиться,О сокрытых помыслов ведунья!»

Несмотря на различие в анатомических подробностях, Эрмина безошибочно поняла скрытый подтекст хвалы и была сим едва ли не растрогана. Привычных мне – благодаря контакту с андрской обслугой и конвоем – глуповатых вопросов, разумеется, не было. То, что кхонды не суть обыкновенные волки и умеют жестикулировать хвостом, комментария не потребовало; также ничуть не волновало ее то, что ряд сосков у наших женщин двойной, ведь и ночной Караван Белых Верблюдиц не вытянут в тонкую линию, а пролегает широкой звездной дорогой. Вот спросила почему-то:

– А чем пахнут звезды? Молоком?

Видимо, Эрмина интуитивно поняла, что в типично триадных стихах должна быть соблюдена гармония значения со звучанием и ароматами, внутренней формы со внешней.

– Нет.

Я вспомнила сухой, более обыкновенного едкий и чистый запах зверя, что исходил от меха моего Багира после прогулок в самые крещенские морозы, облачко тумана, которое окутывало Арта, когда он вваливался в дом после утренней беготни по жесткой от инея траве… Да, тем и пахли звезды – зимой. Зимой великой и вечной.

– Звезды пахнут горами, Эрмина. Горным снегом и горней чистотой.

– Так вот как вы понимаете любовь и брак, Тати. Как чистоту. Как постоянное рождение и вечное обновление в темной бездне, – задумчиво произнесла она.

– Да, мы верим, что мужчина всякий раз после соития становится иным, новым и в то же время более самим собой, чем раньше.

– А женщина?

– Она утверждается в себе, зачастую – себе неведомой.