Кот-Скиталец

– Сработал рутенский стереотип. Там теща и свекровь суть фольклорные персонажи, чья главная цель в жизни – мутить воду. Помогают в хозяйстве, если не везут его на себе, но требуют за свои добродетели слишком большой платы. Подчинения.

– Мы с вами думаем сходно. Подчинения и лояльности к сюзерену. Да?

– Если авторитет старшего заслужен, то младший тем более должен уметь сказать свое слово и вопреки этому авторитету, – кивнула я.

Я вполне понимала, куда клонит непокорный Мартин, он вечно туда клонил, однако не кривить же мне душой во имя пользы инсанскому (а хотя бы и кхондскому) делу!

– Кстати, – почему-то добавил он, – у инсанов жена не приносит в дом вообще никакого приданого.

На нашем приватном языке это означало, что ходу в империю нэсин мне не будет, хоть тещей, хоть нетещей. Я слегка рассердилась:

– Едва только вы с Сереной окончательно согласитесь относительно брака, я вас покину, и не дожидаясь того самого полугодового срока. Мои интересы, собственно, лежат в другом месте, а здесь я провожу время в безделье и неге.

Мало-помалу я уразумела, что мои дети справляются с каверзными ситуациями вполне разумно и самостоятельно. Провокации маловероятны, покушения на девичью честь сомнительны. То, что Мартину требуется от Серены, – либо всецело уложилось в рамки большой политики, либо настолько неопределенно, что вообще к человеку не относится, ни сексуально, ни эмоционально, ни еще как. Сей царственный скальд хочет сделать из нее музу своих боевых вис, амулет в рукояти Отца Мечей, которого получил от мунков-болотников, камешек между андрским и инсанским жерновами. И не то что он так не любит нэсин, просто ему срочно понадобилось утвердиться: ведь если Мартина так прорывает в беседах со мной, то можно представить, как он давит на Серену.

Ну, то ее часть, а у меня моя доля. Благодаря Шушанку и Бэсику, Ризвану, Фиолетте и – в очень немалой степени – Эрмине вокруг Замка сплетаются сети мунков-хаа, каурангов и фриссов, изредка – гонимых манкаттов. Мы действуем через малозначащие поручения, взаимообразные интимные услуги, прогулки по окрестностям, пустопорожние разговоры с философическим зерном и прочее блаженное дуракаваляние, которое как нельзя лучше раскрывает характер и возбуждает симпатии. В Рутении меня обучили, что труд сделал из обезьяны человека (кстати, покажите-ка мне эту обезьяну!), а следовательно, именно в труде куется общность. Чепуха полная: если труд и не стирает аниму в порошок, то, во всяком случае, заставляет показать себя с лицевой стороны. А это всегда напряг, соревнование, парад сильных характеров – словом, нечто неестественное.

В разгар и отчасти на склоне моих хлопот по вербовке агентуры случилось главное для меня событие.

Шушанк поймал меня в одной из секций библиотечной кишки. Я, в конечном счете, более книжный человек, чем Серена, и поэтому мне доставляет радость хотя бы на картинки посмотреть и за переплет подержаться. Правда, я приноровилась разбирать не только надписи под миниатюрами, но и заметки на полях дорогих пергаментов – а иные заметки бывают поинтереснее самого текста.

– Госпожа, – сказал он нарочито мимоходом, будто незначащую вещь, – если вы по-прежнему хотите смотреть Собор, то мой Бэс-Эмманюэль это сделает.

Он так и сказал – не Храм, а Собор, Джам. Упор не на святость, а на место сборки, как сказал бы, наверное, Дон Хуан. Самого Бэсика при нем не было, это также свидетельствовало в пользу того, что затевается нечто нешуточное.

– Я всегда хочу того же, что и вы, мой милый дипломат, вы же знаете. Вы ведь моя первая любовь на андрской почве. Но ведь там какие-то жуткие тайны и страсти-мордасти…

– Нет-нет, это всё мой Бэс преувеличил по своему суеверию. Мы с вами среди других паломников пройдем, в массе и подавно никакой опасности не предвидится. Тем более на время посещений немтыри уходят.

Говоря это, он состроил такую невинно честную морду, что мне стало яснее ясного: Бэс сейчас устраивает экскурсию по моему вкусу и как раз наоборот сказанному.

Запись двадцатая

Мир – это развернутая метафора: мистики недаром зовут его зримой иконой, украшенным собором, макрокосмом. Каждое слагаемое, каждый знак, символ и архетип этой метафоры, будь то нравственная норма, ритуал, картина, здание, образ истинного человека или сам конкретный человек во плоти, – не имеет значения абсолютности.