– Это называется порвать пуповину, – добавила Киэно. – Ребенок, которые отделяется от материнского места, всегда некрасив и так слаб, что может и не выжить. Андры еще и передержали своего первенца свободы, так что теперь он во всем подобен десятимесячному выкидышу: кости крепки, да черепушка сплюснута.
– Главное – головку выродить, а там само пойдет? – хмыкнул кстати подошедший Вард. – Андры всегда были никудышные сеятели и хранители, только вот сейчас обратного пути им нет. «Ой, мама дорогая, роди меня назад» – такое в их случае не проходит. Пускай Мартин несет свою ношу один.
– Он это сделает, – ответила Серена. – Сделает. И в самом деле один: его рабы взбунтовались до битвы. Вы же не видели с королевскими людьми ни одного кауранга, а фриссы носили их в седле, но не бились сами ни зубами, ни копытами. И, по слухам, почти все мунки вернулись к себе. Все Живущие ушли.
– Тогда на их место придем мы, Владетель и невеста моего Владетеля, – подытожил Багир, облизывая шерсть и толкаясь головой в плечо Эрбиса. – И давайте начнем делать это поскорее. Здешний кунг нам карт-бланш выдал, только какой-то нетипичный, как бы пуще не заарестовали. Так что лучше госпоже положить его в дальний карманчик и заколоть булавкой. Рыцарь-то он рыцарь, вот его прихвостни – витязи те еще… Ты так разговорчив сегодня, о шах шахов и калиф калифов – может быть, и на Варда сумеешь сам взгромоздиться?
Они двигались к городу Сухайм, а вести и слухи катились им навстречу. Будто бы там не осталось никого живого – все жители поразбежались: и нэсин, и полукровки, и чистокровные андры, и их меньшие и покровительствуемые, – потому что победители навострились бить не по паспорту, а по морде. Будто бы в самой Шиле-Браззе установлен комендантский час с патрулями – можно подумать, именно свою столицу завоевал король. Будто бы сама королева-мать всего лишь почетная пленница в Замке, а парламенту предложено почистить ряды и выбрать на роль обоих председателей палат и верховного судьи безупречных национал-ортодоксов. Будто бы, наконец, издан указ, утверждающий культ покойного короля Даниила в качестве любимого сына Божия, жертвенно закланного агнца и козлища отпущения.
По прослушивании всех этих слухов Серена высказалась в том духе, что уж коли их пятерка притворяется обычным семейством полукровок, то и вести себя надо типичным образом: в населенные пункты не соваться, а захватить одну из заброшенных еще до войны маленьких ферм, свести знакомство с соседями и беженцами, подлечиться, оглядеться – ну а там видно станет.
Как всегда во время покоя, юная кхондка в дневное время обращалась в заурядную девицу, которая устраивала, по мере сил, здешнее небогатое хозяйство, обихаживала раненого то ли отца, то ли дядюшку, возилась с котами и выгуливала Варда по окрестным лугам. Он пахал и сеял в борозду, как добропорядочная рабочая скотинка, и казался внешне мало импозантен: спал с тела, чуть загрязнился и залохматился. С холеными местными фриссами, что годились и под седло, и в упряжку, его было не сравнить. Однако кое-кто из сельских андров, у которых глаз на все конское был наметан, предлагал девушке немалые деньги за случку. «Если, конечно, его резвость тоже согласится, – добавлял хозяин в припадке вежливости, – наша фрисса уж больно молода, а так ладненькая, значит, скромная, и где по нонешним временам жениха ей взять настоящего…» Серена, чуть покраснев, отказывала за них обоих. Деньги штука недурная, только от фермерского предложения за версту пахло иным смыслом.