Котовский

Гарри все чаще отлучался. Один раз он уехал в Турцию. Именно ему принадлежала, как он выразился в одном докладе, «счастливая идея» засылать на Украину маленькие отряды, причем один отряд не должен был ничего знать о другом, чтобы в случае провала никто никого не мог выдать. Теперь в Константинополе находилась «тройка», которая занималась этой засылкой, занималась прилежно, хозяйственно, как будто торговала турецким табаком.

Вернувшись в свой «Золотой ключ», Гарри привез подарки: турецкие ткани, необыкновенной формы кувшины, золотые чаши.

А вслед за тем опять уехал, на этот раз для встречи с боротьбистами и для устройства типографии, где должны быть отпечатаны листовки — призыв Петлюры к украинскому народу любить только Петлюру и восставать против Советской власти. Эти листовки будет распространять новый ставленник империалистов, новое увлечение Гарри — некий Тютюнник.

«Все-таки генерал! — радовался Гарри. — Не проходимец какой-нибудь! И внешность у него — хе-хе — довольно-таки историческая…»

— А что ваш Петлюра? — спросила княгиня, слушая рассказы Гарри. — Он действительно выдающийся человек?

— Петлюра? Как бы вам сказать… Прежде всего, это человек неистощимой энергии. Сколько раз он терпел поражение! Уму непостижимо, как он ухитряется в последнюю минуту улизнуть! Он делает ставки на кого угодно, совести у него ни на грош…

— Ничего себе портретик вы нарисовали!

— Но если быть искренними, мама, что такое совесть? Это архаическое, устарелое понятие. Вы можете объяснить мне, что такое совесть? Особенно в политической борьбе?

— Но он хотя бы умен?

— Скорее хитер. Хитрая бестия! И еще у него достоинство: жаден до денег. Я не знаю ни одного правительства, которое бы не одалживало денег Петлюре. Но он не пустобрех. Берет деньги, но и старается. Дьявольское честолюбие! И, представьте, ему верят!

И Гарри стал рассказывать. У него были в запасе многочисленные не очень интересные истории и многочисленные не смешные анекдоты:

— Не так давно румынское правительство заключило соглашение с петлюровской военной миссией относительно переброски в Бессарабию воинских частей. Они предназначаются для нового вторжения на Украину. И что же вы думаете? Главе петлюровской миссии устроен торжественный прием. Буквально как Наполеону! Ему вручено послание. Нечто вроде адреса юбиляру. В этом послании румынское правительство — ни больше ни меньше — выражает «горячую уверенность», «пылкую надежду» и тому подобное, и тому подобное, что в скором времени Петлюра будет единственным хозяином Украины. Не исключена возможность, что так оно и произойдет. Вот будет номер! Я думаю, даже Вудро расхохочется: кто же из серьезных людей делает ставку на какого-то Петлюру!

— Я слышала, уж очень его не любят на Украине.

— Что ж такого? А разве любили царя Романова? Вообще это только историки выдумывают, будто когда-нибудь властителя любил народ. Любит ли собака палку? Вздор! И совсем не надо этого. Надо властвовать и кричать на весь мир, что в вас народ души не чает, вот и все.

— Где же эти воинские соединения?

— Прибыли! Под видом рабочих дружин. План разработан со всей тщательностью. Не хочу заранее обнадеживать, но есть шансы, что скоро мы примемся, миледи, строить новый дом на месте сгоревшего в Прохладном! О'кей!

— Дай бог, дай бог! — прошептала княгиня.

6

Когда Гарри опять умчался по своим делам в Кишинев, княгиня позвала Люси в свою спальню, закрыла дверь, опасаясь, не подслушала бы прислуга, и повела разговор, крайне удививший Люси.

— Девочка моя, годы твои уходят, стоит ли тебе жить такой монахиней? Не отшельница же ты какая? Ведь не наложила ты, надеюсь, на себя эпитимью, слава тебе господи?

— Как мама? Почему монахиней?

— Я ничего не говорю, в Варшаве ты немножко веселилась… Но я давно тебе хотела сказать, да все как-то разговор у нас не клеился. Видишь ли, ты не кто-нибудь, ты Долгорукова. Ты сама-то понимаешь это? Дол-го-рукова! Я старею, скоро помру, и никого у нас на свете нет, кто бы защитил тебя, приголубил… даже кто бы растранжирил наше богатство…

— А Гарри?

— Гарри — деляга. Я присматриваюсь к нему, не просто ли он самый обыкновенный полицейский агент или, не знаю, как у них там называется в Америке…

— Мама! Почему агент? У него очень большое положение. И связи огромные. Ты заметила, как перед ним заискивают?

— Не спорю. И денег у него полно. Только уж ты позволь мне все начистоту выкладывать. Знаешь, у нас, стариков, дурная манера: все у нас хорошо, чай пьем, веселые, шутим… а потом — бац! — и будьте любезны, укладывайте в гроб, хороните с почестями. И хочу я тебе успеть до своей кончины сказать: не соблюдай монашеского чина, не сиди ты возле меня, ради бога! Молодость ко-о-ротенькая! Как заячий хвост, молодость! Что тебе доллары этого Гарри? У тебя у самой миллионы! В английском банке наши денежки! Много, живи — не проживешь!

— Мама, ты что-то знаешь! Гарри изменяет мне?