Котовский

— Когда ему! Рыщет, как гончая! Ты сама изменяй! Да я в твои годы… Ах, девочка, девочка, знаешь, как я жизнь прожигала? Лети, голубка, из голубятни! Гарри — само по себе, тебе замужество необходимо, мужчины только замужних и любят. Поезжай в Париж… Поезжай на морские купания… или в Швейцарию… Знаешь, как в Швейцарии хорошо? Заводи любовников, ищи приключений. Мимолетные дорожные связи… Как это прекрасно! Ты богата, молода, красива… Ну что тебе сидеть в этой, прости господи, хижине дяди Тома, в этой захудалой Бессарабии, куда Пушкина в старину и то в ссылку отправили, где только свиней разводить! Доченька моя! Последняя ты у нас в роду! Отпразднуй свои женские годы — и пусть все состояние рассыплется прахом! Пусть! Туда ему и дорога!

Люси смотрела на мать с ужасом, с отчаянием. Ей казалось, что мать лишилась рассудка, что у нее буйное помешательство… Что она говорит?! Что она советует?!

А княгиня все нашептывала, нашептывала… рассказывала о себе такие вещи, о которых дочери и знать бы не следовало… давала такие советы, каких не подсказал бы и сам змей-искуситель, сам сатана!

Нет, княгиня Долгорукова не бредила. Она была страшна, но совсем не походила на умалишенную:

— Пойми, деточка, — несметные богатства! И хоть бы Юрий был жив, тот был бы достойным наследником, и дети бы у вас пошли — дворяне. А то ведь все так без толку пропадет… Никто из нас в живых не останется, и будет в английском банке капитал сам по себе наращивать на себя проценты, разбухать… а потом достанется черт знает кому!.. Нет, нельзя тебе одной ехать, очень ты у меня провинциальная, барышня-крестьянка. Видно, самой мне тебя вывозить в свет. Время-то какое: вся знать, вся верхушка России за границу выплеснута! Да я тебя не за сыщика, я тебя за принца Ольденбургского сосватаю!

— Как же, мама, можно!

— Можно! С деньгами все можно! Поедем, голубка, поедем налегке, довольно мне, как старосветской помещице, в тарантасах передвигаться! Сядем в экспресс — только нас и видели! Я в молодости бывала кое-где… А это разве жизнь, ну ты сама подумай! Мы живем, как какие-то свинопасы. Что возле нас? Одни деревья?

Понемногу княгиня увлекла своими фантазиями Люси. И как совсем еще недавно они мечтали о поездке в Америку, так теперь строили иные планы и все твердили: «Париж! Париж!»

7

Гарри сначала был обескуражен, когда ему объявили, что обе они уезжают. Он-то никак не мог сейчас бросить дела.

— Ничего, вы приедете! А то Люси у нас совсем захандрила. Ей необходимо рассеяться.

Они собрались в дорогу так поспешно, как будто на пожар.

Гарри примирился с этой затеей. Да и что он мог возразить? Его почти и не спрашивали. Просто ему было объявлено, что они уезжают.

Он сам провожал их. Люси была растрогана его заботливостью, его услужливостью, его грустью. Она смотрела на него, и у нее навертывались слезы на глаза. Она думала:

«Милый! Какой ты хороший! И все-таки я тебе буду часто-часто изменять… Мама права, ведь осталось так мало времени, пока я привлекательна, пока я могу любить, обманывать, грешить…»

Люси поцеловала мужа и шепнула ему:

— Я буду часто-часто писать…

Будет ли она писать? Конечно, будет. Она совершенно искренне давала ему это обещание.

У него мелькнула мысль:

«Надо приставить к ней кого-нибудь из опытных… Например, этого, с большими ушами. Мориса!»

Он сказал ей:

— Ты у меня прелесть. Я рад, что ты рассеешься.

Когда они сидели в вагоне экспресса и экспресс вот-вот должен был умчать их в Париж, Люси не могла отделаться от странного впечатления, что Гарри стал маленький-маленький, даже какой-то незначительный… И как это она раньше не замечала, что он мизерный, невзрачный человечек, при всей его представительности? Бывают же представительны управляющие, жандармы, швейцары…

Вскоре Гарри стал получать открытки, фотографии, одна нелепее другой. Люси у водопада. Люси верхом на лошади. Люси и мама. Люси без мамы. Мама без Люси. Люси на парусной яхте…

А потом она вообще перестала писать.

Девятнадцатая глава

1

Осенью котовцы били «Третью армию Врангеля» — полки, сформированные в концентрационных лагерях Польши и Румынии. Одиннадцать дней колесили по лесам и оврагам, по невылазной грязи проселочных дорог, одиннадцать дней гонялись за уходившими в леса бандитами, пускались на хитрости, выманивали врага из логовищ, чтобы заставить его принять открытый бой.

Новый комиссар, назначенный в бригаду, Петр Александрович Борисов оказался боевым. В четырнадцатом году воевал, в семнадцатом избран членом армейского комитета. В девятнадцатом — член президиума Вологодского городского Совета рабочих и крестьянских депутатов. А потом по призыву партии отправился на фронт. В бригаде Котовского он сменил Жестоканова. А Жестоканов был переведен в Тирасполь, председателем вербовочной комиссии.

Десятого ноября овладели Белянами, захватили орудия, пленных.

— Дед! — окликнул Котовский Просвирина. — Посмотри пушечки, которые мы захватили. Может, тебе что подойдет?

Котовский всегда звал Просвирина Дедом. Любил командира батареи. И вся бригада гордилась батареей: не батарея, а куколка!