Коварная ложь

На другом фото была запечатлена валентинка, в которой любовь сравнивалась с дерьмом. С обратной стороны этого фото она приклеила другое. С него мне улыбался Рид, одной рукой он обнимал Эмери за плечи, в другой держал потрепанный футбольный мяч.

Я вспомнил, когда мама сделала это фото. Ряд красных кленов рос у сада в усадьбе Уинтропов. Мяч Рида застрял в одном из них, и Эмери взобралась на дерево, двигаясь без грации, но и без промедлений, даже когда упала на землю в подстилку из ярких листьев и вывихнула лодыжку.

Рид позвал маму, хотя я стоял в тридцати футах в саду, выпалывая сорняки, поскольку папа сломал бедро и не мог допустить, чтобы Вирджиния уволила его. Ма прибежала, а Эмери отказывалась идти к врачу до тех пор, пока ма не сфоткает ее с этим мячом. Она скалила зубы в улыбке и совсем не походила на Вирджинию, несмотря на выкрашенные в тот же цвет волосы, резко очерченный боб и контактные линзы соответствующего цвета.

Сунув фото в соответствующее отделение бумажника, я положил все это в свой карман, оставив себе как рычаг давления. Я был уверен, она захочет вернуть фотки. Два года назад я перевел кругленькую сумму в размере двенадцати миллионов – небольшая прибыль за дом в Северной Каролине – подставной компании. В обмен на это частный брокер передал мне право собственности на поместье Уинтропов.

Покупка обошлась мне недешево, и мне была ненавистна мысль о том, что Гидеон получит мои деньги, но я пытался отследить путь моего платежа до получателя. Это не удалось, и теперь у меня был особняк, порог которого я отказывался переступать.

Агент по недвижимости предупредил меня: я покупаю дом как есть, вместе со всем, что в нем находится. Судя по фотографиям в описи, комната Эмери осталась нетронутой. Насколько я мог судить, она ничего не взяла с собой в университет.

Ее фотки с Ридом все еще украшали стены. Ее фотоальбомы остались на полках. «Полароид», который она обожала, выглядывал из-под кровати. Я считал ее сентиментальной, и теперь мне принадлежали ее воспоминания, включая те, что были у меня в кармане.

Я перевернул сумочку и тряс, пока оттуда не выпала еще одна пачка крекеров. Ловко разорвав швы пальцами, я шарил под тканью, пока не убедился в том, что там ничего не спрятано, а после отбросил клатч, и он упал в футе от ее храпящего тела.

Решив, что Эмери не очнется в обозримом будущем, а шторм, похоже, не утихнет, я ослабил галстук, достал телефон, проверил пару писем и начал играть в «Кэнди Краш». Через двадцать минут я съел все ее крекеры и прошел в игре пару десятков уровней.

Стон, который мог бы разбудить медведя в спячке, стал первым признаком того, что она проснулась. Второй признак появился, когда она повернула голову, чтобы оглядеться, и поняла, что единственный источник света – это мой телефон… и я поставил его на минимальную яркость, чтобы спрятать лицо.

Надо отдать ей должное, она не ахнула. Она провела рукой по затылку и села. Я наблюдал, как она быстро заморгала, так и не приспособившись к темноте, затем вытерла месиво пота, слез и туши.

Она смотрела на меня, пока я проходил еще два ряда в головоломке. Слова «холодный», «бесчувственный» и «ублюдок» сорвались с ее губ быстрым бормотанием – именно в этом порядке. Я проигнорировал ее, позволив ей попотеть еще несколько минут.

– Как давно мы тут? – В ее голосе не было ни малейшего колебания.

Я невольно задался вопросом, может ли ее потрясти хоть что-нибудь, прежде чем вспомнил ночь, которую мы случайно провели вместе. Широко раскрытые, невинные оленьи глаза, при виде которых мне хотелось трахать ее снова и снова.

И сейчас у меня снова встал, как скала. Попробуй я привести себя в порядок, то привлек бы внимание к этому факту, несмотря на темноту. Плюс, может, Уинтропы и забыли о моральных принципах, но я – нет. Хотеть того, кто едва успел повзрослеть, все равно было неправильно, как ни посмотри.

– Около двух с половиной часов, – ответил я ровным тоном, хотя на самом деле мы провели тут минут тридцать.

Усмешка искривила мои губы, когда она дернулась и бросилась ко мне, едва удержавшись от того, чтобы врезаться в меня. Я быстро заблокировал телефон, чтобы она не могла рассмотреть меня в его свете. Тьма укрыла меня, скрыв мою личность. Скрыв наше прошлое.

Она дышала так тяжело, что я ребрами чувствовал, как вздымается ее грудь. Я мог только слышать ее. Чувствовать ее. Так близко, что я сжал челюсти, а сердце застучало чаще. Меня переполняла ее энергия, хаотичная, словно шторм. Непредсказуемая, несмотря на то, что я знал ее пятнадцать лет.

Она не отступила, хотя я услышал, как одна ее подошва скользнула назад, как будто она хотела, но не могла позволить себе показать слабость.

– Два с половиной часа?!

Водка в ее дыхании ударила по рецепторам, но она оказалась более трезвой, чем я думал. То ли она выпила не много, то ли ее отрезвила ситуация. За алкогольным угаром моих ноздрей коснулся богатый аромат.

Цитрус.

Манго.

Ваниль.

Мускус.

Почти мужской.

Что-то знакомое.

Запах вторгся в мое пространство.