Коварная ложь

Она пыталась всмотреться в мое лицо, вероятно, встав на цыпочки, чтобы дотянуться.

– Меня вырубило на два с половиной часа, а вы даже не подумали проверить мой пульс? Посмотреть, дышу ли я?

– Ты храпела, и от тебя несло так, будто ты искупалась в водке, – ответил я.

– Невероятно. – Она пробормотала несколько ругательств и отступила, что особо ничего не дало.

Я все еще мог ощущать ее. Чувствовать ее. Дышать ею.

– Для справки, – добавила она, – кто-то опрокинул на меня свою выпивку.

Я уловил быстрое движение руки и дважды цыкнул.

– Я знаю, ты от меня отмахиваешься.

– Тут темно. Откуда… – Она замолчала, но у меня был ответ.

Потому что я тебя знаю.

Я приберег его для себя, удовлетворенный осознанием того, что все в этой ситуации тревожит ее. Она ни разу не взглянула на меня, даже когда я был в восторге от ее длинных ног и глубокого декольте, а потом – испытал отвращение к себе, когда увидел ее имя на бейдже.

Она снова опустилась на пол, воздух наполнился звуком срываемой маски.

«Очень мило, что ты считаешь, будто скрыла от меня свою личность, дорогая. Я знаю твой секрет. Погоди, пока узнаешь мой…»

Как будто услышав мои мысли, она отодвинулась от меня, скользнув по мрамору так, что голова ее громко ударилась обо что-то. Вероятно, о металлический поручень, опоясывавший лифт по периметру.

– Ох.

Мои глаза уже давно приспособились к темноте, и я заметил силуэт ее рук, поднявшихся ощупать голову. Она, очевидно, морщилась, ее тело сжалось, прежде чем она сделала глубокий вдох и выпрямилась.

Мне стало жаль ее на долю секунды, прежде чем я похоронил свое сочувствие в могиле рядом со своим отцом.

Эмери Уинтроп источала богатство всеми своими порами. Поездка к врачу и несколько пакетиков с лекарством от похмелья не нанесут урон ее кошельку. Тогда как бедные люди, люди, выросшие как я, как мой отец, – проживали жизнь без такой роскоши, как врач, отказываясь замечать требующие денег проблемы со здоровьем.

Пока не становилось слишком поздно.

Глава 14

Нэш

Эмери опустила руки на пол лифта, принявшись выстукивать неровный ритм на точно таком же мраморе, который украшал поместье, где она выросла. Поместье, где жили те, кто разрушил мою семью.

Стук все продолжался, быстрый и громкий в замкнутом пространстве.

Тук.

Тук. Тук.

Тук.

– Прекрати, – потребовал я, ненавидя ее способность заполнять пространство своим присутствием.

Она не прекратила. Более того, ее пальцы задвигались быстрее, задев обертку от крекеров, которую я бросил на пол.

Тук. Тук.

Шурх.

Тук.

– Стоп.

Громче.

Как будто в ее теле был стержень непослушания, не сгибавшийся ни перед кем, кроме Вирджинии. Ее постукивание продолжалось. Тук. Тук. Тук.

Шурх.

Тук. Тук.

Лифт стал теснее, как будто стены тянулись к ней, подталкивая и меня. Наше дыхание затуманило маленькую коробку: она дышала тяжелее, чем я. Ее грудь вздымалась так, что касалась подбородка с каждым резким вдохом.

Ее губы быстро шевелились, бормоча нечто, что я едва мог разобрать.

– Таченда. Мойра. Кой но йокан.

То ли я ее не расслышал, то ли она придумывала слова. С Эмери никогда невозможно знать наверняка. Ее ладони уперлись в пол, толкая тело все дальше в угол, от меня. Она слепо уставилась на меня, не в силах привыкнуть к темноте, и быстро заморгала.

Улыбка изогнула мои губы. Я наблюдал, как она разваливается на части, окруженная лишь тьмой. Ни матери, которая сказала бы ей, что делать. Ни папочки, к которому можно было прибежать. Ни Рида как источника храбрости. Я же выглядел, как ребенок с плаката «Ксанакс»: спокойный и безразличный – когда вынул телефон и продолжил играть.

Динг.

Динг.

Детская игра, но все же мой успех приносил мне радость.

– Надеюсь, батарейка сдохнет, и он будет страдать вместе со мной, – пробормотала она, вероятно, себе, но я не был глухим.

Мое внимание было приковано к ее стороне лифта, я восхищался небольшими изменениями, которые с каждой секундой становились все четче. В основном – беспокойство. Та же причудливая Эмери, но выглядящая иначе и снабженная дополнительным багажом.

«Славно. Каково это, жить херовой жизнью, принцесса? Добро пожаловать в клуб».

Я заплатил девяносто пять центов за еще пять жизней после того, как потерял последнюю, и выкрутил звук на полную громкость, пока звон игры не заглушил ее безумие. Отчетливый звук расстегиваемой молнии остановил мой палец над кокосовым колечком. Я ждал, надеясь увидеть, что она делает.

Ее руки касались корсета платья, пока он не ослабел, и тогда она еще раз тяжело выдохнула. Она подтянула колени к груди, обхватила их руками и спрятала лицо в них.

Когда ее вырвало насухую, я закатил глаза.

Когда раздался второй звук, я открыл «Спотифай».

Третий терзал мои уши, пока пальцы бежали по клавиатуре.

На четвертый я нажал Shut Up, Black Eyed Peas.

Одна секунда.

Две.

Три.