Коварная ложь

Даринда, секретарь моей матери, просматривала ее почту. Милая, вечно цепляющаяся за свой жемчуг любительница тыквенных хлопьев с пряностями, одержимая «Прада», богобоязненная неисправимая сплетница Даринда. Рот у нее, как у бегемота – никогда не закрывался. Постоянно разбалтывал секреты. Вечно распространял слухи.

Хотела бы я увидеть, как моя мать будет объяснять всем это письмо.

Несколько минут спустя на телефон пришло сообщение от матери. Настоящее сообщение, и теперь я знала, Апокалипсис наступил. Вирджиния Уинтроп не общалась эсэмэсками. Она посылала письма, бумажные и электронные, разговаривала по телефону, но никогда не слала текстовых сообщений. Текстовые сообщения она оставила миллениалам и поколению, глотавшему стиральные капсулы.

Мама: Эмери, я воспитывала тебя, чтобы ты вела себя как дама, а не дикое животное. Я ожидаю, что ты будешь относиться ко мне с уважением и достоинством, которого я заслуживаю как женщина, которая вырастила тебя. Даринда свяжется с тобой по поводу деталей завтрака. Целую.

Она тут же добавила:

Мама: О, и дорогая, ты уже достаточно взрослая, и обращение «мама» звучит глупо. Вирджиния – достаточно.

Видите?

Апокалипсис.

Рид позвонил раньше, чем я успела зациклиться на том факте, что моя мама хочет, чтобы я обращалась к ней по имени. Я спала в гардеробной шесть на восемь футов, мой босс ничего не сказала мне о сегодняшнем собрании, и я застряла в лифте с Нэшем Прескоттом, который разорвал на части мой клатч и украл мой кошелек, еду и достоинство.

– Мне нужна твоя помощь, – это были первые слова, слетевшие с губ Рида, едва я ответила на звонок. Я перевернулась на живот и потеребила расползающиеся на части простыни. Точная метафора моей жизни. Вес тела, давящий на живот, приглушил чувство голодной пустоты, желудок заурчал.

Я вновь подумала о своем трастовом фонде, напомнив себе, что это кровавые деньги.

– Что тебе нужно? – спросила я низким, хриплым голосом, зная, что не могу рассчитывать на что-то иное после того утра, которое у меня было.

Третий признак Апокалипсиса, без сомнений.

– Почему ты шепчешь?

Потому что не знаю, остался ли кто-то посторонний в здании, в котором я лежу сейчас на животе. Конечно же, я этого не сказала.

– Мои соседи только что закончили утренний секс, и я боюсь, если они услышат меня, то пригласят присоединиться на новый заход, – ложь сорвалась с языка настолько легко, что в этот момент я почувствовала себя членом семьи Уинтроп.

– Снова? Как в прошлый раз, когда ты к ним присоединилась?

– Снова, как в прошлый раз, когда они приглашали меня и я сказала нет.

Я представила себе своих воображаемых соседей, тонкую, как рельс, рок-звезду с двухдюймовой козлиной бородкой и рыжеволосую модель с внушительными формами, которой он не мог насытиться. Харлан Фелт и Альва Грейс, если вдруг Рид спросит.

Он не спросил.

– Клянусь, с тобой приключаются престранные вещи.

Возможно, потому, что половину я придумываю, лишь бы ты не беспокоился обо мне.

– Такова жизнь. – Я пыталась подавить внезапный приступ тоски по дому, когда Рид рассмеялся. Откашлявшись, я спросила: – Так что тебе нужно?

– Идеи. – Трубку заполнило его прерывистое дыхание. – Я хочу сделать предложение Бэзил.

Я переключила звонок на видео, чтобы видеть его лицо, когда спросила:

– Ты уверен?

Чего мне действительно хотелось, так это закричать: «Какого хрена!» и принудительно поместить его в психушку.

Он провел рукой по лицу и вцепился себе в волосы, прежде чем посмотреть на меня. В слабом освещении его волосы казались темнее. Он лежал в постели, шелковые пряди разметались. На секунду он показался похожим на Нэша.

В животе запорхали глупые бабочки, а пальцы зависли над красной кнопкой, едва не нажав «отбой» прежде, чем Рид спросил:

– Уверен ли я в том, что хочу сделать предложение, или в том, что хочу поддержки и идей от моего лучшего друга?

Понятно.

– Ну, Бэзил любит широкие жесты, – широченные, нелепые, показные жесты, – может быть, отвезти ее в «Гамильтон», и пусть актеры вплетут твое предложение в пьесу? В какой-нибудь местной постановке – сомневаюсь, что Бродвей станет заниматься подобным.

Может быть, в пьесу «Злая». Уверена, Бэзил узнает себя в Злой Ведьме Запада.

– «Гамильтон» не подойдет. Отец Бэзил считает, что там пропагандируют ублюдский взгляд на американскую историю и слишком много внимания уделяют расовому разнообразию.

И в эту семью ты хочешь войти?

Я прикусила язык так, что почувствовала привкус железа, переключила телефон с видеозвонка на голос, чтобы разговаривать с Ридом, не беспокоясь о том, что он узнает о моей жизни в гардеробной, словно я гламурная версия Гарри Поттера. Только я была магглом, и моя жизнь не могла стать хуже.

– Как насчет вертолета… Рид перебил меня.