– Те немногие, как вы правильно выразились, были предупреждены. Они мне подыгрывали. В целом же все выглядело натурально. Повар-японец, рыба-фугу, саке с дурью – шоу точь-в-точь как в дорогом японском ресторане. Ну немного подстраховался и заранее записал на пленку голос гипнотизера. Как говорится, кашу маслом не испортишь. Кстати, Дмитрий знал, что это всего лишь шоу.
– Он знал, что саке с дурью? – уточнил Лукин.
– Нет, саке – ноу-хау повара. Но я сам это пойло накануне попробовал. Ведет сильнее, чем от водки, но пить можно. Прикольно – так бы моя дочь выразилась.
– Понятно. Значит, до поездки на Дальний Восток с Якимото вы знакомы не были? – уточнил Лукин.
– Клянусь!
– А рыбу, где брали?
– Якимото с собой прихватил – в бидоне. У него там какие-то связи на ферме, где растят эту рыбу. Доставили в целости и сохранности. Правда, пришлось самолет за ним послать. Ну да ладно, все равно дешевле, чем из Японии рыбу везти. Нет, если вы сомневаетесь, можете сдать рыбу на экспертизу. В аквариуме еще три штуки плавает. Рыбки красивые. Хотел их другу, Петру Максимовичу, подарить. Только ему сейчас будет совсем не до рыбок.
– Это точно, – согласился с ним Лукин. – Кстати, Якимото мы пока задержали. Как бы то ни было, а труп после шоу есть.
– Я, конечно, ручаться за парня не могу, но мне кажется, он ни при чем. Тогда уж меня во всем вините.
Лукин промолчал. Не было бы дня рождения Емельянова, кто знает, может, и Дмитрий Полянский был бы жив.
– Вы свободны, – после короткой паузы сказал Лукин. – Поздно уже.
– А остальные? – робко спросила жена Емельянова.
– Их тоже отпустят, как только перепишут фамилии.
– Тогда мы пойдем. Если понадобимся, обращайтесь.
– Обязательно.
Глава 6
Проводив Емельяновых, и Лукин не стал задерживаться в моем кабинете. Хлопнула входная дверь, капитан гулко протопал мимо меня, сидевшей в кладовке. По мере удаления его шаги становились все тише и тише. Когда они и вовсе стихли, я вышла из своего укрытия.
Естественно, мой кабинет никто на ключ не запер. Я взяла вещи и, решив лишний раз не мозолить глаза полиции, направилась к служебному выходу. Проходя мимо кухни, прислушалась к голосам – там обсуждали Димкину смерть.
– Как парню не повезло, – сетовал на несправедливость Василий Иванович. – Нужна была ему эта бутылка?
– И правда! – поддержала его наша посудомойка Клавдия Петровна. – Чего его на этот японский самогон потянуло?
– Не скажи, Петровна. Саке не самогон.
– А что?
– Водка из риса, считай, натуральный продукт. Как текила из кактуса, а чача из винограда.
– А коньяк?
– Коньяк это для Димки. Я пью напитки попроще. Нет, попробовать, конечно, могу, но исключительно из интереса.
– Вот и я говорю, чего он за бутылку схватился, если у него в шкафу всегда коньяк стоит?
– А ты откуда знаешь? – насторожился Василий Иванович.
– Я? – смутилась Клавдия Петровна. – Месяц назад, когда Надя заболела, меня Андрей Михайлович попросил вместо нее в кабинетах убраться. Я убираюсь очень тщательно: каждый уголочек выметаю, каждую полочку вытираю… – оправдывала она свое любопытство. – Так вот, у него в шкафчике стояла бутылка коньяка – дорогущего. В нашем баре рюмку такого коньяка по баснословной цене продают.
– И мне помнится, что Димка чаще всего коньяк пил, причем на дешевый не разменивался, – задумчиво протянул Василий Иванович. – Пять капель мог выпить, но, непременно, чтобы хороший был.
«А если у него коньяк закончился? – вспомнила я о бутылке, валявшейся в мусорной корзине. – Димка пошел на кухню, которая к тому времени была уже открыта. На полке со специями всегда есть коньячок среднего качества, используемый для приготовления некоторых блюд. На глаза попалась бутылка саке, вот он и стянул ее под шумок. Хотел словить кайф – чисто из любопытства. Он ведь знал, что ничего ядовитого гостям не подавали. Но ему могли и предложить выпить? Вопрос: «Кто?»
– А Катя как переживает, – никак не могла успокоиться Клавдия Петровна. – Лица на девчонке нет.
– Нет, – отрешенно подтвердил Василий Иванович, как будто в этот момент думал о чем-то своем.
– Я же видела, как он вокруг нее гоголем крутился. Она марку держала, близко к себе не подпускала. И чего теперь? Поди, жалеет? Эх, Катя, Катя… И Диму жалко, и ее.
– Ну не знаю… А Димку, конечно, жалко, – вздохнул Василий Иванович.
Я вышла из тени.
– Вы говорите о Кате? Кстати, где она? – спросила я.
– У себя, – тихо сказала Клавдия Петровна, глазами показывая вглубь кухни. – Как вышла от следователя, так плачет, никак не может успокоиться.
– Пойду ее проведаю, – сказала я, не останавливаясь рядом с Василием Ивановичем и Клавдией Петровной.
Я дернула ручку на себя. Дверь в Катину каморку – только так можно назвать малюсенькую комнатку без окна – была заперта изнутри.
– Катя, ты здесь? Это я, Вика.
Тишина прерывалась тихими всхлипами и тяжелыми вздохами.
– Я же знаю, что ты здесь. Открой, пожалуйста.
От Катиного стола до двери – два шага, но открыла она дверь только через две минуты, которые мне показались нескончаемыми.
– Заходи.
В ее глазах было столько боли и неподдельного ужаса, что я испугалась за подругу.