Коварный искуситель

Холодный сырой воздух ударил в лицо, когда он, пригнув голову, нырнул под низкие своды. Было так темно, что он не сразу увидел Беллу. Осыпавшаяся со стен каменная крошка хрустела под ногами, когда Лахлан пошел на звук в дальний угол маленькой комнаты. Белла сидела возле стены, сжавшись в комок, крепко обхватив руками ноги и уткнувшись лицом в колени.

Он бросился к ней и опустился рядом.

– Белла, ради бога, что случилось?

Она подняла голову, растерянно моргая, как будто только что осознала, что он рядом. Лахлан с тревогой всмотрелся в ее лицо. Слава богу, вроде цела…

– Вернулась, а вас… нет, – сумела выдавить она между судорожными всхлипами.

Лахлан почувствовал, что от сердца немного отлегло, и, протянув руку, приподнял ее подбородок, чтобы заглянуть в глаза.

– Глупышка! Неужели вы могли подумать, что я вас бросил?

Белла казалась такой несчастной, что его сердце сжалось. Ему так хотелось ее обнять, но он боялся сделать хуже.

– Да. Нет. – Белла похлопала ресницами, смахивая слезы, и обиженно добавила: – Ведь бросили же однажды!

– Вы до сих пор обижены?

В ответ хлынул новый отчаянный поток слез, но через некоторое время она все же произнесла:

– Конечно, это меня задело. – А потом она буркнула себе под нос что-то вроде «безмозглый осел».

Лахлан улыбнулся. Даже задыхаясь от слез, эта женщина не теряла боевого задора. К черту! Он устал бороться. Если есть еще шанс как-то наладить отношения, он этот чертов шанс не упустит. Впервые за многие дни перед ним забрезжила надежда.

Он осторожно обнял Беллу, опасаясь, что она его оттолкнет, но она не сделала этого, и искра надежды в его душе разгорелась сильнее.

– Я больше вас не покину. Никогда.

Он гладил ее по голове, а она рыдала, уткнувшись ему грудь. Потом, когда до нее дошел смысл его слов, спросила:

– Н-никогд-да?

Она выглядела такой ошеломленной, что он не смог удержаться от грустной улыбки и покачал головой.

– Нет, если вы не хотите. – Он прижал ее к груди, пытаясь найти слова, которые бы ее убедили. Если бы она позволила, он убеждал бы ее до конца своих дней. – Знаю, что я скотина. Знаю, что оскорбил вас, но вообще-то я…

Черт! За всю жизнь он никому и никогда не говорил этих слов, и они давались ему нелегко. Сердце отчаянно стучало, но Лахлан заставил себя продолжать. Теперь пути назад не было. Пусть смеется ему в лицо, пусть раздавит его сердце под своим каблучком, если захочет: он этого вполне заслуживает, – но он по крайней мере скажет ей, что чувствует. Набрав в грудь побольше воздуха, Лахлан выпалил:

– Я вас люблю.

Белла издала судорожный вздох, а потом замерла в его объятиях и просто молча смотрела на него. Ему стало даже неловко от этого пристального взгляда. Сердце бухало в груди как молот, жестоко и неумолимо, но как раз в то мгновение, когда он понял, что не выдержит больше ни минуты ожидания, Белла нерешительно уточнила:

– Вы меня любите?

Но разве это ее вина, что она вложила в это слово и настороженность, и недоверие? Он сам до конца не свыкся с этой мыслью. Черт, да что он знает о любви?

Лахлан, конечно, не ожидал, что она подпрыгнет в его объятиях от счастья и признается в любви до гроба – если он ее и привлекал, то все испортил, как пить дать, – но откуда такая осторожность? Нет, конечно, есть основания: он ее оскорбил, вот она и боится, что это повторится.

– Я знаю, что вел себя не как влюбленный.

– Действительно, – слишком охотно согласилась Белла. – Почему я должна вам верить?

Ему следовало предвидеть, что объяснение с Беллой будет не из легких, но раз попал в яму, нужно выбираться.

– Я никогда еще не был так несчастен.

Белла скривилась.

– Вы полагаете, что это должно меня убедить? Вам придется постараться.

Лахлан понятия не имел, что и как следует говорить в таких ситуациях.

– Я никогда в жизни не испытывал ничего подобного ни к кому! Вы сводите меня с ума. Мне даже захотелось стать лучше.

Легкая улыбка заиграла на губах Беллы.

– Очень мило.

Он едва не поперхнулся.

– Мило? Не дай бог никому такое услышать!

– Это все? – уточнила Белла.

– Мне нелегко, знаете ли! – посмотрел он на нее с отчаянием. – Могли бы проявить хоть немного милосердия!

– Милосердие? Не знала, что вам известно это слово. – Белла покачала головой. – Знаете, я начинаю сомневаться в вашей грозной репутации: думала, вы ничего не боитесь.

– Я тоже так думал, – вполголоса признался Лахлан.

Он бы предпочел сразиться с целой армией англичан – голыми руками и обнаженный, – нежели сейчас раскрывать душу.

Как он мог найти слова, чтобы объяснить, что у него на сердце?

– Вы были правы. Я боролся с чувствами. Боролся с вами. Я сделал все, чтобы вы меня возненавидели, и преуспел, но сразу понял, какой же я дурак. – Лахлан дернул себя за волосы – так трудно было найти способ объяснить необъяснимое. – Мне следовало вас оттолкнуть, но я оказался слишком слаб! И тогда все совсем запуталось. Я пытался убедить себя, что испытываю к вам только плотскую страсть, а заодно убедил в этом и вас.