Коварство и любовь

Вдовствующая герцогиня Норфолкская уже слышала новость о заключении королевы под стражу. Злые языки работали вовсю. Если будущая королева грешила в доме герцогини, на нее спустят всех собак. И герцогиня, не жалея ни времени, ни сил, обшарила весь дом в поисках уличающих доказательств, которые могла оставить Кэтрин, уезжая на королевскую службу. Она была вся на нервах. Не успокоил ее и визит пасынка.

– Какие новости, Том?

– Мадам, почему вы не сказали мне о непристойном поведении Кэтрин еще до того, как мы подсунули ее Генриху? – набросился он на старуху.

– Я сама не знала, – призналась леди Агнес и начала оправдываться: – Почему все обвиняют только меня? Эти девчонки приехали ко мне для наведения окончательного лоска, прежде чем отправляться ко двору. Я не обязана была отвечать за их поведение!

– Значит, все правда, о чем говорят? Что вы позволяли своим воспитанницам вести себя подобно течным сукам? Вот удружили, мадам! Куда подевался ваш разум? Вы должны были предвидеть, что рано или поздно случится скандал. Бог с ними, с другими девицами, но эту мы выбрали в жены королю!

– Не нужно паниковать, Том, – сказала мачеха. – Если Кэтрин грешила до замужества, еще до того, как встретила короля, ее никто не казнит. Каков самый неблагоприятный исход? Он отошлет ее и возьмет другую жену. Говарды снова окажутся в опале, как было, когда обвинили Анну Болейн. Но, думаю, придет день, и мы снова окажемся на коне. – Она улыбнулась ему, желая приободрить.

– Возможно, – согласился герцог Томас. – Я прямо от архиепископа. Чувствую, он хочет докопаться до самой сути. Ему мало того, что он уже услышал. Не думаю, чтобы он что-то обнаружил, однако положение может стать куда серьезнее, мадам!

Тем временем архиепископ обдумывал результаты второго допроса Ласселса и его сестры. Они повторили все слово в слово. Зато от короля он узнал, что предыдущий любовник королевы Фрэнсис Дерем находится в числе ее слуг. Зачем понадобилось Кэтрин брать на службу этого парня? Не иначе, решила вспомнить старое. Дерем молод, красив и наверняка неутомим в постели. Совсем не то, что старый, толстый король.

Пока у него не было доказательств, но неужели речь идет о супружеской неверности? Это государственное преступление. Архиепископа передернуло. Король поручил ему разгрести эту яму, но оказалось, что яма куда глубже, чем ожидалось, и полна нечистот. Тем не менее обратного хода нет.

Архиепископ встретился также с членами Тайного совета и сообщил им то, что успел узнать. Все решили, что расследование необходимо продолжать. Совет доложил королю о своих подозрениях, особенно относительно Фрэнсиса Дерема. Несчастный правитель только застонал.

Архиепископ был неумолим.

– Она предала вас в мыслях. Предала бы и на деле, будь у нее такая возможность.

Король закрыл руками лицо.

– Ваше величество, пока у меня нет веского доказательства неверности королевы. Но мы должны искать таковое, хотя бы для того, чтобы обелить имя ее величества, – осторожно заметил архиепископ. – И мы заглянем в каждую нору.

Король смотрел на советников невидящими глазами. И вдруг, к всеобщему изумлению, Генрих Тюдор заплакал.

– Как она могла меня предать? Ведь я так ее любил! – вскричал он, а затем тяжело рухнул в кресло и горько зарыдал.

Совет был в ужасе. В этот момент все они поняли, как глубока была любовь короля к Кэтрин Говард. Закоренелые циники, если таковые имелись, тем не менее задались вопросом: как долго могла бы продлиться такая страсть? Но даже они смутились, видя, как горюет человек столь безупречной личной храбрости. Грозный повелитель на глазах превратился в беспомощного старика.

Все мы смертны, невольно думали они.

Наконец король с трудом встал из-за стола Совета.

– Я еду на охоту, – сообщил он, вытирая слезы тыльной стороной огромной ладони.

Через час Генрих Тюдор уже покинул Хэмптон-Корт и направился в Оутлендс. С собой он взял пятерых или шестерых придворных, которым доверял особо. Ему требовалось время, чтобы зализать раны. Ему хотелось уединения. И он не хотел находиться во дворце, когда официальные обвинения будут предъявлены королеве. Перед самым отъездом из Хэмптон-Корта король отправился в часовню – вознести молитву и хоть немного успокоиться. Вдруг за стеной послышались шаркающие шаги, и юный голос Кэтрин в отчаянии воззвал:

– Генрих! Генрих! Во имя Господа, поговорите со мной!

Позже ему сказали, будто в тот момент, когда принесли еду, королева оттолкнула стражника и бросилась в личные покои короля, чтобы найти его и поговорить. Сначала никто не решался ее схватить, но выбора не было. Генрих был рад, что избежал встречи. Один взгляд на прекрасное лицо, и он бы ее простил, а она недостойна прощения. Кранмер лишь намекнул на преступление, но Генрих в глубине души уже знал, что супруга виновна. Память принялась услужливо подсказывать. Зачем она настаивала на том, чтобы дать место этому Дерему? У парня совершенно пиратский вид. И манеры ужасные. Однажды Генрих стал свидетелем его вспыльчивости и исключительного высокомерия. Дерем, однако, не догадывался о присутствии короля.