Коварство и любовь

Маргарет Брауни и ее супруг были частью придворной жизни уже долгие годы. И эта достойная дама знала, что король, будучи мужчиной крупным, любил хрупких, изящных женщин мягкого, привязчивого характера. А это была настоящая валькирия! Рейнская дева! Разве можно назвать ее беззащитной? И что еще хуже, принцесса была одета просто безобразно. Совершенно не по моде и не к лицу. На голове у нее был огромный чепец, полностью скрывающий волосы и прибавляющий принцессе росту, который и без того был немалый. Ее было необходимо переодеть.

– Добро пожаловать в Англию, мадам, – торжественно произнесла леди Брауни, вспомнив о манерах. – Я леди Маргарет Брауни, назначенная милостью его величества начальницей королевских фрейлин. Шесть из них я привезла с собой и теперь, с вашего высочайшего позволения, хотела бы вам их представить. – Она снова сделала реверанс.

Юный барон фон Графштейн перевел ее слова принцессе. Дядя уже назначил его официально служить королеве. Когда он закончил переводить, принцесса энергично закивала головой и чепец затрясся, угрожая вовсе свалиться с ее головы.

– Да! Да! – сказала она громко по-немецки.

Леди Брауни сделала знак стоящему в дверях пажу. Распахнув дверь, Филипп Уиндхем пригласил войти шестерых фрейлин. Молодые девушки, в своих лучших платьях, весело впорхнули в зал, остановившись по первому знаку Анны Клевской. Обе сестры Бассет ахнули, за что и заслужили гневный взгляд леди Брауни, которая скомандовала:

– Реверанс, девицы!

И шесть молодых девушек присели в реверансе.

– Делаете шаг вперед, когда я называю ваше имя ее светлости, – приказала леди Брауни. Обернувшись к Гансу фон Графштейну, она сказала: – Сэр, сейчас я буду представлять фрейлин леди Анне.

– Пусть леди Нисса будет последней, кого вы вызовете, миледи! – попросил молодой человек. – Ее светлость будет поражена, что леди Уиндхем хоть немного умеет говорить на ее родном языке. Она непременно захочет расспросить ее об Англии.

– Разумеется, сэр, – ответила ему леди Брауни, после чего представила каждую фрейлину ее будущей королеве, радуясь тому, что девицы, несмотря на очевидное смущение, сумели сохранить присутствие духа и продемонстрировать отличные манеры. Первой она вызвала Кэтрин Кэри, поскольку та была племянницей короля. Следующей была Кэтрин Говард, которая сама по себе не была важной особой, зато ее дядя, герцог, таковым был. Затем настала очередь Элизабет Фицджеральд и сестер Бассет.

Наконец в реверансе перед принцессой Клевской присела Нисса Уиндхем.

– Приветствую вас в Англии, ваше высочество, – произнесла она медленно, тщательно выговаривая слова на верхненемецком, как учил ее Ганс.

По лицу принцессы расползлась широкая улыбка, а изо рта потоком полились слова, из которых Нисса разобрала лишь несколько.

Ганс фон Графштейн улыбнулся, восхищаясь своей ученицей, и сказал, обращаясь к леди Анне:

– Она вас не понимает, ваше высочество. Она только учит наш язык. Я обучаю ее. Она подумала, что вам, должно быть, будет очень трудно в чужой стране, где никто вас не понимает. А леди Нисса вас поймет, если вы будете говорить медленно и отчетливо произносить слова.

Принцесса Клевская кивнула юноше. Затем, обращаясь к Ниссе, медленно произнесла:

– Миледи, вы очень добры, если сочувствуете моему положению. Теперь вы меня понимаете?

– Да, мадам, – ответила Нисса и снова присела в реверансе.

Принцесса обратилась к пажу:

– Кто она, Ганс? Я имею в виду – из какой она семьи?

– Леди Уиндхем – дочь графа Лэнгфорда. Семейство незнатное, но много лет назад ее мать была любовницей короля. Как мне говорили, это была добрая и нежная леди нрава тихого и скромного. Ее так и называли – «любовница-скромница».

– Ах, – судорожно выдохнула принцесса Клевская. – Возможно ли, Ганс, что эта девушка его дочь?

– Нет, мадам, это не так. Нисса родилась прежде, чем ее мать явилась ко двору. Она рождена в законном браке своих родителей.

– Скажи мне, Ганс, – продолжала принцесса, – почему эти леди смотрят на меня так странно? Эта леди Брауни, она просто разинула рот, когда увидела меня в первый раз! В чем дело? Знаю, что я одета не по английской моде. Мой наряд мог показаться ей странным, но дело не только в этом – я же вижу.

– Этот живописец, Гольбейн, ваше высочество… Он польстил вам, когда писал с вас портрет, – честно признался Ганс. – Он убавил вам росту и, кажется, смягчил черты лица. Должен предупредить, миледи, что король влюбился в ваш портрет.

– Вот как, – кивнула Анна Клевская. – Что ж, боюсь, ему придется принять меня такой, какая я есть. В конце концов, он далеко не молод, не правда ли, Ганс? – Она усмехнулась. – Ему повезло, что он вообще нашел невесту королевской крови. Как муж, он пользуется дурной славой. – Она снова усмехнулась. – Однако я буду с ним робкой и скромной, потому что никогда в жизни так не радовалась возможности уехать из Клеве, как радуюсь сейчас. С тех пор как умер наш отец, мой брат герцог сделался совершенно невыносим.