Ковбои и индейцы

Паук выглядел так, словно умер и попал в кислотный рай. Он закрыл глаза и повторял слова припева, опустив плечи, тихонько покачиваясь из стороны в сторону. В призрачно-фиолетовом свете его белая рубашка казалась лиловой. Посредине композиции «Заплатит сполна» он вытащил откуда-то из трусов крохотную коричневую бутылочку.

— Амилнитрат, — проворковал он, — мы любим тебя.

Эдди никогда раньше не пробовал этот наркотик. Он закрыл глаза, втянул носом воздух и почти в ту же секунду ощутил, как подпрыгнуло сердце. Нюхнул еще раз — и ему почудилось, что в груди бьется какое-то живое существо. Из глаз хлынули слезы. Паук хлопнул его по спине. На Эдди волной накатила дурнота, а затем — ощущение необыкновенной легкости и счастья. Оно зарождалось в кончиках пальцев ног, поднималось вверх, к бедрам. Словно ноги у него слегка затекли, а теперь кровь снова свободно струилась по жилам. Паук показал ему большой палец: мол, все отлично.

— Взбодрись, — посоветовал он, — забудь свои печали.

Как выяснилось, у Паука здесь масса знакомых и все, похоже, были ему рады. Хорошенькие девочки мимоходом целовали его, кое-кто из хорошеньких мальчиков тоже. Паук приветствовал их своей обычной сардонической усмешкой, протягивал руку, а его приятели с размаху хлопали по ней ладонью. Паук и Эдди с многими познакомил.

— Это Эдди Вираго, ребята, — говорил он, — лето он провел в глубокой заморозке, но мы извлекли его на свет Божий.

Впервые за все лето Эдди почувствовал, что может расслабиться.

Одежда делала собравшихся до странности бесполыми. Почти все были в свободных футболках до колен, мешковатых джинсах, дорогих кроссовках. Одна-две девушки в облегающих коктейльных платьях, красных или черных, и один-два парня в шикарных костюмах, но они выглядели тут совершенно неуместно, а кроме того, им явно было неуютно и жарко. Танцующие двигались с закрытыми глазами, покачивая в воздухе высоко поднятыми руками, словно находились под водой и пытались вынырнуть на поверхность.

Паук танцевать не хотел и куда-то слинял, оставив Эдди в обществе девушки по имени Ровена, у которой была связь с крутым парнем из рекламы «Ливай-501», по крайней мере так она сказала. Работала она вроде как стилистом. По ее словам, такую работу трудно определить в двух словах. Эдди ответил, что охотно верит. Он потягивал из банки пиво и кивал в такт музыке, глядя, как Паук пробирается сквозь толпу. Судя по всему, кого-то разыскивает и блуждает по шатру с голодным видом. Потом Эдди увидел, как Паук встретился посреди зала с каким-то облезлым типом в кожаной куртке, с баками, пожал ему руку и обменялся банкнотами. Ровена сказала, что она встречалась с Роналдом Гифтом из «Файн янг каннибалз», но он теперь в ЛА. Эдди выразил ей сочувствие.

Манерный чернокожий парень на роликах начал продавать лотерейные билеты. На голове у него была японская повязка, белая, с красным кругом на лбу. Эдди хотел отказаться от билета, но девушка объяснила ему, в чем дело. Лицензий на кислотные вечеринки не дают, поэтому гости должны покупать лотерейные билеты. Призом за каждый билет была банка «Ред страйп».

— Здесь нет проигравших, — сказал парень, — по крайней мере в теории.

Эдди купил два билета и один отдал девушке.

— Настоящий мот, — с ухмылкой съязвил продавец и скрылся в толпе.

Сперва Ровена не хотела брать билет. Сказала, что не пьет, но Эдди ей не поверил. Глаза у нее были влажные, будто она только что плакала. И пахло от нее чем-то сладковатым, похожим на бренди. Эдди сказал, что, по правде говоря, он бы предпочел принять дозу. Девушка показала дилеров, цепочкой стоявших вдоль стен, словно Христианские братья на танцах в ирландской школе. Он-то думал, здесь нет наркотиков, сказал Эдди, потому-то их всех и обыскивали при входе. Ровена ответила, что некоторые дилеры платят за то, чтобы их пустили внутрь. Это вроде как патент, сказала она. Они платят, чтобы снизить конкуренцию.

Эдди и Ровена немного потанцевали, не глядя друг на друга, но вокруг было слишком много народу, вдобавок те, кто уже успел принять дозу, постоянно толкались и наступали им на ноги, так что они отошли в сторонку, сели на бордюр манежа и завели разговор о Пауке.

— Ты знаешь, что он служил в армии, — спросила Ровена, — в Северной Ирландии?

— Ни фига себе! — изумился Эдди. — Я понятия не имел.

— Да, и ему там крепко досталось. Его лучший друг погиб от бомбы, подложенной в машину. Пауку пришлось вытаскивать его, вернее, то, что от него осталось.

— Ты уверена, Ровена? — спросил Эдди. — Он никогда не говорил мне…

— Еще бы. Он не любит об этом говорить. После той истории он сильно изменился, — печально сказала она, — стал таким странным… Я совершенно его не понимаю.

— Господи боже мой, — воскликнул Эдди, — неудивительно!

— Паук в самом деле сбрендил. По-моему, он здорово не в себе, но он никогда меня не слушает.

Эдди тоже не слушал. Его внимание привлекло происходящее на арене.