— Не. В махновцев и красных.
— Давай. А кто махновцем будет?
— Я, — говорю. — И Тиху возьму.
Мы вооружаемся, распределяем территории и расходимся. Оружие у нас — самострелы с резинкой по типу рогатки, только длинные, как ружья. Делаются они просто: к палке ближе к прикладу прибивается маленькими гвоздями бельевая прищепка, а на носу «ствола» вколачиваются два расходящихся гвоздя покрупнее. К гвоздям петлей привязывается широкая и длинная резинка. В петлю резинки вкладывается вишневая косточка, резина оттягивается, вставляется вместе с косточкой в прищепку и зажимается в ней. Когда делаешь выстрел — нажимаешь сзади на прищепку, она открывается, и резинка выстреливает косточкой во врага.
Мы обороняем от красных дальний гараж, тут удобная диспозиция — потому что есть две песчаные кучи, на которые можно спрыгивать прямо с гаража или с дуба, что растет над гаражом. Но с патронами мы просчитались. Тиха рассыпал почти весь запас косточек, и поэтому гараж пришлось сдать. Но зато мы подкараулили одного из красных, Веню Бережного, когда он пытался обойти нас по песчаной куче, прыгнули вдвоем на него, быстро скрутили. У пленного в кармане нашлось много косточек, и мы расстреляли ими Уху так, что он с криком повалился в бурьян, закрываясь руками от пуль. Еще и гранатами забросали — комками глинистого песка. При этом я орал: «Свобода или смерть!»
Потом мы вчетвером отправились пить лимонад в магазин через дорогу — туда, куда бабушка мне ходить запрещает, но она все равно не узнает.
Вернувшись на Тот двор, я внезапно нос к носу сталкиваюсь с Витькой Сероштаном. Он в окружении молчаливых, сосредоточенных старшеклассников. Я собрался дать деру, но затем понял, что им до меня нет дела. Они куда-то торопятся, многозначительно переглядываясь. Витька, увидев в моих руках самострел с висящей резинкой, небрежно бросил:
— Что, все из детских пукалок стреляешь? — и презрительно сплюнул.
— А ты из чего? — сам от себя не ожидая такой наглости, поинтересовался я.
— Я? Вот из чего, — ухмыльнулся Сероштан, вытащил руку из кармана и показал мне тяжелый, сверкнувший на солнце самопал. Да, это, конечно, серьезно. Самопал — настоящее огнестрельное оружие, водится далеко не у всех пацанов. Еще большим авторитетом пользуются те, кто может качественно его изготовить. Делается самопал так: берется крепкая металлическая трубка, один ее конец сплющивается и плотно сворачивается. На трубке надфилем вытачивается отверстие для поджигания пороха из измельченных спичечных головок. Готовое дуло прикручивается проволокой к деревянному цевью, которое делается из похожего на рукоять пистолета обструганного и зашкуренного куска дерева. Обычно это обрезок толстой ветки.
— Дашь пальнуть? — зачем-то сказал я и тут же пожалел о своих словах.
— Чего? Тебе? — кривясь от презрения, начал возмущаться Сероштан, но его перебил один из старших парней, долговязый Чока, одноклассник моего брата:
— Да ладно, я его брата Андрюху знаю, ему можно, — Чока покровительственно положил руку мне на плечо, кивнул: — Пойдем, малый, постреляем.
Мы приходим на пустырь, останавливаемся перед старой полуразрушенной каменной стеной. Двое пацанов подтаскивают и прислоняют к стене три секции деревянного забора.
— Чтобы не срикошетило, — поясняет Чока и протягивает мне самопал:
— На, пали.
Я беру в руки оружие — и вдруг понимаю, что не смогу из него выстрелить. Брат всегда говорил: прежде чем стрелять из самопала с руки, нужно его испытать: привязать к чему-то, подпалить порох и отбежать — иначе, если трубка плохо сплющена или сделана из некачественного материала, во время выстрела ее может разорвать. Такие случаи были — некоторые глаз лишались, а одного пацана, я слышал, даже убило.
— Ну, чего телишься? — пристально смотрит Чока.
— Трубка тут тонкая, — вру я, — мне брат рассказывал…
— Что он тебе рассказывал?
— Что испытать сначала надо.
— Ну так испытывай!
Я мялся. Меня уже колотила дрожь — я понимал, что и выстрелить страшно, и отказаться нельзя. Брат мне рассказывал, как некоторые смелые пацаны для показухи испытывали самопал с руки — просто отворачивались в момент выстрела. Но это же…
— Андрюха никогда не ссал, — услышал я насмешливый голос Чоки, — а ты, я вижу, заструил что-то.
— Точно, — язвительно подхватил Сероштан, — да он ссыкло, пацаны.
— А еще сам вызвался, — добавил кто-то из старшеклассников.
— Ну так что, будешь палить или нет? — спросил Чока.
Я понял, что если сейчас безвольно мотну головой и скажу «нет», то это будет такой позор, который мне уже не смыть ничем. И с Того двора после этого погонят.
И Сероштан будет бить, когда захочет. И в школе каждый узнает. А брат… неужели и брат не вступится? Нет, он, конечно, вступится. Но я же сам должен, сам…
— Ну? — послышался, словно из тумана, голос Чоки.
В это мгновенье мне ужасно захотелось швырнуть самопал на землю и убежать. Рука моя задрожала, пальцы уже почти разжались. Но мой собственный голос внезапно четко произнес:
— Спички давайте.
Мне молча поднесли коробок спичек.