Ковен отверженных

– Ты так могущественна. Ты была могущественна еще до своего Пробуждения, и только время покажет, на что ты способна теперь, когда тебе открылась вся твоя магия. Каждый раз, когда я пытался увидеть в тебе невинную девушку, ты совершала что-то невероятное и я не мог не задаваться вопросом, что имел в виду тот ламия. Очевидно, что ребенком, о котором он говорил, была ты, но что он имел в виду, когда сказал, что ты не та, за кого тебя принимают? Мы просто не могли не подозревать тебя, а значит, не быть настороже. Нам и прежде не хватало множества кусочков пазла, а когда появилась ты, все то немногое, что, как нам казалось, мы знали, обратилось в прах. Что нам оставалось делать, Бандитка?

Я отвожу взгляд от Айдина и встречаюсь с ореховыми глазами Бастьена. Его эмоции скрыты, и у меня не получается прочесть, что именно он сейчас чувствует. Подозреваю, он не хочет, чтобы его чувства повлияли на мое решение о том, как мне дальше общаться с Айдином, – или на решение о том, возможно ли это общение в принципе.

– Я была ребенком, Айдин. Если мое существование каким-то образом убило Вона, а так оно, скорее всего, и было, что я могла об этом знать? Как вы могли видеть во мне – в ребенке – злодея?

– Дело не в этом, Винна, – умоляюще говорит Эврин.

Я вскидываю брови, и он тут же перефразирует свои слова:

– То есть, возможно, в случае Лахлана отчасти дело было и в этом, но не для нас с Айдином. Для нас все сводилось к тому предупреждению, что ты не та, кем кажешься. После прочтения стало ясно, кто ты. Наши подозрения, что, возможно, ты чей-то шпион, трансформировались в понимание, что ты нечто большее, чем кто-либо из нас вообще мог представить, – Страж. Впервые мы поняли, что ты не представляешь угрозы, по крайней мере не так, как мы думали. У нас наконец-то появились ответы.

Я делаю глубокий вдох, не понимая, что чувствую по поводу всего этого. Я стала лучше понимать, но самой мне лучше не стало. Я надеялась, что, что бы там ни сказал Айдин, это сможет каким-то магическим образом стереть всю боль. Но я должна была догадаться, что, когда речь заходит о преданном доверии, не существует никаких быстрых способов исправить содеянное. Не всегда можно склеить то, что однажды было разбито.

– Это не оправдывает ваше поведение. Это не извиняет ваши безжалостные и бесчувственные поступки, – говорит Айдину Вален, облекая мои чувства в слова.

Айдин встречается взглядом с Валеном.

– Знаю. Как я и сказал, не хочу, чтобы звучало так, будто я оправдываюсь. Я не идеален. Эврин не идеален. Никто из нас не оказывался в такой позиции. Мы облажались. Но мы учимся и становимся лучше. Так устроена жизнь – или, по крайней мере, так она должна быть устроена.

Я пытаюсь поставить себя на их место. Поступила бы я иначе? Смогла бы рассмотреть истину сквозь подозрения и сомнения? Черт. Даже я не знала этой правды; как я могу ожидать, что они ее предугадают? Мне хочется возмутиться – он мог бы все рассказать мне, но сделала бы так я сама, выложила бы свои карты тому, кто, как мне казалось, мог использовать их против меня? Не знаю.

Раздумывая над услышанным, я оглядываюсь и встречаюсь со взглядом глубоких карих глаз Эврина.

– Почему ты никогда не лечил меня? Райкер однажды спросил меня об этом, но я так и не смогла найти ответ.

– Я дважды пробовал: сразу после того, как Лахлан напал на тебя, и после того случая в машине, когда ты пришибла Кигана. Но ты не хотела, чтобы я к тебе приближался. – Он делает нерешительный шаг вперед. – Столько всего происходило, и последнее, чего я хотел, это принуждать тебя к чему-то лишь потому, что я считал это необходимым. Я не хотел давить на тебя или решать за тебя, как это делал Лахлан. Наверное, мне стоило объясниться. Я не знал, как к тебе подступиться. Я всегда был тихим и предпочитал оставаться в тени. Я решил, что раз ты знаешь, что я умею исцелять, то придешь ко мне, когда почувствуешь в этом необходимость.

Эврин чуть улыбается, глядя на меня.

Я вспоминаю случай в библиотеке, когда он попытался подойти ко мне после нападения, и другой – как я отреагировала, когда шла обратно к машине после того, как шарахнула Киган, и все те случаи, когда Эврин исцелял Айдина после наших спаррингов. Он прав, я сказала, что не хочу, чтобы он или кто-либо еще ко мне приближались. Из-за всего, что происходило с остальными и в целом вокруг меня, я относилась к нему с сомнением и недоверием.

– Есть еще что-то, что мне нужно знать, прежде чем мы встанем на путь преодоления всего этого? – спрашиваю я у обоих. – Подумайте хорошенько, потому что с этого момента я не собираюсь больше мириться с секретами. Хватит с меня Талона, да и вас тоже. Я достигла своего предела. Так что если вы ждали подходящего момента во всем признаться, сейчас самое время.