Ковен заблудших ведьм

Иногда мы сидели под соснами на краю кладбища, поедая в обед ломтики хлеба, поджаренные на костре. Прикрыв глаза, Ворожея дымила своей трубкой, отдыхая после болтовни с недавно почившим пастухом, которого она вызвала во время занятия для наглядности. В воздухе пахло ее особым травяным сбором, после которого гранатовые глаза становились рубиновыми, а спирали на щеках и теле начинали сиять. Периодически она передавала трубку мне, но меня едва хватало на две затяжки: янтарный дым клубился во рту и легких, приторно-сладкий, как сахарная вата. Я тут же начинала кряхтеть и кашлять, а Ворожея снисходительно забирала трубку, посмеиваясь.

– Расскажи мне о ней, – попросила она однажды, пока я догрызала картофельные клецки, приготовленные Коулом накануне, а оттого хрустящие на зубах яичной скорлупой.

– О ком?

– О своей атташе, из-за которой ты боишься мертвых. О Рашель.

Я так и замерла с куском еды во рту. Ворожея забила трубку свежей порцией табака и снова закурила, подпалив его собственным дыханием.

– Наверное, ты заметила, что у нас в деревне нет ни одного атташе. Знаешь почему? – Это был риторический вопрос, а потому Ворожея договорила раньше, чем я успела придумать что-нибудь внятное. – Потому что терять их больно, а нашему ковену и так пришлось пережить слишком много боли. Потеря атташе оставляет след не только на коже, но и в душе. Боль пройдет с тобой через все годы и уйдет лишь тогда, когда из этого мира уйдешь ты.

– Какое это отношение имеет к дару некромантии? – нахмурилась я, откладывая клецки и вытирая салфеткой рот.

– Расскажи мне и сама поймешь. Какой была Рашель?

Я замялась, не зная, что ответить. Точнее, не желая ничего отвечать в принципе. Даже с Коулом я избегала этой темы, как огня, не говоря уже о том, чтобы дискутировать об этом вот так за обедом.

– Смелой, – через силу выдавила я, опустив глаза на плетеную корзинку, в которой лежали свежие фрукты и пара кусков пирога. Верховная Шайя оказалась не только мудрой ведьмой, не знающей себе равных в Сотворении, но и прекрасным кулинаром.

Золотой дым змейкой устремился наружу из приоткрытых губ Ворожеи, клубясь над нашими головами. Ее восточная поза со скрещенными ногами напоминала мне о Зои, от которой давно не было вестей. Сережек в ушах прибавилось, как и медных бусин в толстых дредах. Ворожея неотрывно смотрела вдаль, будто горные хребты были живыми и разговаривали с ней, подсказывая, как открыть некромантии мое сердце.

– Еще, – попросила она, затушив трубку. – Как Рашель умерла?

И мне пришлось рассказать. По крупицам Ворожея выуживала из меня событие за событием, заставляя поведать обо всей нашей жизни в бегах. Я рассказала ей о туре по Дели, о месяцах странствий по Европе, о разъездах по Америке, где возле озера Шамплейн нас и нашли… Я рассказала о привычках Рашель и о том, как она любила есть на завтрак яичницу с сыром, макая тост в жидкий желток; о том, как она запрещала мне ходить на свидания из соображений безопасности; как пыталась заменить мать, обучая магии по ее гримуару; как плакала в подушку, борясь с тоской по ней, когда думала, что я не вижу… Я рассказала Ворожее и об языках пламени, съедающих медную гриву и полированный меч, а потом сама не заметила, как перешла к повести о жестоком брате, отнявшем у меня семью.

Постепенно Ворожея узнавала все больше и больше, как того и добивалась. Я начинала доверять ей, верить, прислушиваться. И надеялась, что все это не зря.

Но даже спустя три месяца я так и не освоила дар некромантии.

– Сегодня попробуем по-другому. Оставь гримуар, – велела мне Ворожея, когда мы пришли на наше традиционное место на кладбище, куда приходили каждый вечер за несколько часов до оранжевого заката. – Он тебе больше не понадобится.

Я бросила сомневающийся взгляд на книгу в сизой обложке, с которой никогда не расставалась, и неохотно отложила ее на сложенный платок под пихтовым деревом.

От полуденной духоты шея вспотела, и мне пришлось подвязать волосы резинкой. На кладбище негде было укрыться от солнца – плоская равнина подставлялась под его лучи, как ласковая кошка. Так же поступала и Ворожея. Ведьмы Завтра не просто привыкли к жаре – они заряжались от нее. Будь у Ворожеи возможность нырнуть в солнечное пламя с головой – она бы сделала это, не раздумывая. Пустыня была стихией их ковена, питала и наполняла его жизнью, как он наполнял ее своей магией, взращивая овощные плантации и цветы, которым здесь было не место.

– Оглянись, Одри, – произнесла Ворожея, пройдясь меж надгробий и остановившись на пустыре, с которого открывался вид на все кладбище. – Что ты видишь?

Понимая, что намерения Ворожеи не так очевидны, как мне бы того хотелось, я не стала паясничать и послушно осмотрелась.