– А это еще что? – Рашель вдруг скептично сощурилась, ткнув пальцем на венок из засохших цветов. От него по-прежнему веяло теплом от кострищ и майской пыльцой. По крайней мере, для меня. – Помолвочный венок Белтейна?.. – Ее нос сморщился. – Ох, Одри, я давно хотела поговорить с тобой кое о чем. Раз Коул опаздывает, думаю, сейчас как раз подходящий момент…
Интуиция подсказала мне, что от этого так называемого «разговора» добра ждать не стоит. Вспомнив разговор с Тюльпаной в парке аттракционов и догадавшись, что Рашель решила наверстать упущенное, я подскочила с места и едва не выпала из соляного круга, споткнувшись о подсвечник.
– Знаешь, даже не верится, что меня так долго не было в Шамплейн! – резко сменила тему я, потянувшись к окну и всматриваясь в мельтешащие силуэты за желто-зеленой листвой, где шумела река. – Хотя бы Морган с Диего иногда наведываются в гости… Кстати, они как раз приехали сегодня. Мне надо проверить их, а то скоро занятие. Теперь я развиваю дар исцеления, а за него из Верховных отвечает Луна, так что… Можешь представить, что меня ожидает в ближайшие несколько часов.
Рашель понимающе кивнула, но ее лицо снова очерствело, стоило мне поднять руки и привлечь ее внимание к моим пальцам: месяц назад тьма Шепота перекинулась на них, окольцевав. Мой неистребимый позор, который теперь можно было спрятать только в перчатках. Все, как и говорила Аврора.
– Ступай. Вызови меня снова, когда будет свободное время. Мне нравится слушать, как ты становишься взрослой.
Я грустно улыбнулась и чмокнула Рашель в щеку, воображая, будто чувствую тепло ее кожи и действительно обнимаю, обхватывая руками неосязаемый дух.
Короткое «
Когда казалось, что жарче уже некуда, следующий день удивлял и превосходил жарой предыдущий. Сегодня Мохаве и вовсе горела, как адово пекло, но возле реки веяло прохладой. Немудрено, что Коул читал отцовский дневник и письма именно здесь, примостившись на скале, подножие которой обтесывало слабое, но упрямое течение. Слышалось ржание лошадей: здесь же было пастбище, где теперь со скакунами деревни перемешались лошади Гидеона, перевезенные Сэмом с фермы. Кэссиди с радостью катала местных детишек в обмен на пару кусочков сахара, а Коул был спокоен за любимых животных, пристроив их в надежные руки. Из-за спины пятнистого жеребца выглядывала лохматая бирюзовая макушка: Морган никак не могла залезть в седло, постоянно заваливаясь набок, а Диего не оставлял попыток ее подсадить.
– Кажется, им не помешает помощь опытного наездника.
Коул подпрыгнул от моего голоса, и очки в тонкой оправе съехали ему на нос, который был весь усыпан веснушками, прибавившимися от постоянного пребывания на солнце. В испачканной льняной рубашке и коротких бриджах, с разбитыми коленями, Коул ушел с головой в чтение письма, подписанного рукой Гидеона: те же закорючки на букве «и», бесконечные запятые вместо точек, плавный наклон… И повтор тех же слов, которые были его девизом: «я должен», «все в порядке», «так надо».
– Вижу, ты занят…
Я присела рядом, прижимаясь к Коулу, и он обнял меня свободной рукой, удерживая второй кипу писем, чтобы та не разлетелась. В пустыне всегда было ветрено, как в горах: даже октябрь в Вермонте казался спокойнее и покладистее, чем лето здесь.
– Я знаю, ты думаешь, что Гидеон пишет все это под диктовку Ферн… – пробормотал Коул, пока я откупоривала баночку с мазью. На его щеке алела свежая ссадина, продолговатая и ровная, похожая на те, что он приносил с тренировок, когда Луна использовала хлыст. – Но он утверждает, что Ферн сама разрешила ему общаться со мной. Это ведь ее костяные голубки приносят письма. Они даже вместе помогли Сэму переправить лошадей в Завтра, представляешь? – Коул поморщился, но вовсе не от боли, когда я покрыла его ссадину тонким слоем серебряной субстанции с экстрактом шалфея и волчьей слюной. – Я заметил еще кое-что. Гидеон все чаще говорит о Ферн, как…
Он вдруг замялся, растеряв все слова, и я нетерпеливо подтолкнула его:
– Как?
– Как я говорю о тебе.
Стянув очки, Коул подогнул ноги и повернулся ко мне лицом. Его ладони были плотно перебинтованы, чтобы дать избитым костяшкам пальцев зажить, а кудри порядком отросли, прикрывая кончики ушей. Теперь из них торчало несколько перьев черного кондора с деревянными бусинами, дарованных лесными охотниками, а на шее красовались медные пластины. Я очертила их пальцами, пораженная тем, насколько же быстро Коул полюбился местным жителям. Почти каждый день какая-нибудь престарелая ведьма цепляла на него свой амулет с рунами отваги или защиты от плотоядных вендиго, трепет перед которыми передался им от индейцев, что жили здесь раньше.