В ее устах это было высшей похвалой. Не исключено, что на Алису повлияла эта похвала, а может быть, с ней произошло нечто обратное тому, что случилось с Сибилой Вэйн, потерявшей актерский талант, влюбившись в Дориана Грея. Как бы то ни было, она считала, что играет безупречно. Впрочем, когда занятие закончилось – а этот урок был предпоследним, – учительница снова взялась твердить о Йегуди Менухине, а еще немного о записи музыки двадцатых-тридцатых годов, сделанной им совместно со Стефаном Граппелли. Вернувшись домой, Алиса написала в Бриттен-Пирс, чтобы узнать, не примут ли ее на двухнедельный мастер-класс.
В день, когда разразился шторм и метро остановилось, Том со своей флейтой застрял на внезапно застывшем эскалаторе, и ему пришлось возвращаться домой пешком. А Алиса в это время играла для Акселя на скрипке в кабинете рисования. Он сам ее пригласил. Было холодно, и за окном завывал ветер: он бился в окна, ломал ветви деревьев. В «переходном классе» разбилось стекло, и Тина, зайдя туда утром, обнаружила, что в него попал кусок черепицы, сорванный с дома напротив. Но Джонас не обращал на ветер внимания. Он вел себя совершенно обычно, так, словно был обыкновенный тихий вечер.
Подойдя к двери его комнаты, Алиса, прежде чем постучать, на мгновение замешкалась. Аксель потом посмеялся над ее щепетильностью:
– Чем, ты думала, я здесь занимаюсь?
При встречах с ним молодая женщина никогда много не говорила. Обнаружилось, что ей сложно общаться с ним. Джонас обнял ее, а точнее, схватил. В первый раз Алиса увидела его без пальто, и ее поразила его худоба. Когда он прижался к ней, она почувствовала, как костлявы его руки, а затем ощутила его эрекцию – как еще одну кость, упершуюся ей в живот. Что до нее, то она уже почти привыкла к своему постоянному желанию, такому сильному, что ей становилось дурно.
Почему же он так спокоен, так будничен? Как он может теперь просто улыбаться? Скрипачка всегда была уверена, что мужчины куда хуже женщин держат себя в руках, а ведь он явно был возбужден! Но Аксель только рассмеялся, отстранил ее от себя, сам открыл футляр и достал скрипку:
– Давай, сыграй мне.
– Не знаю, что тебе сыграть, – нерешительно пробормотала его подруга.
Джонас как-то странно, искоса глянул на нее. Его голубые глаза сверкнули.
– Что-нибудь такое, романтичное, – попросил он.
Когда-то она переложила для скрипки знаменитый вальс из «Кавалера розы» и помнила его наизусть. Ее друг знал этот отрывок. Алиса видела, как он шевелит губами, беззвучно проговаривая слова о том, что с ним все ночи будут слишком коротки:
– Боюсь, я сегодня не в форме.
– Да, – односложно буркнул мужчина уничижающим тоном.
Потом они ласкали друг друга. Он целовал ее тело, после чего, смеясь, заявил, что ей надо уходить, вновь повторив, что они находятся под одной крышей с Томом, пусть даже его и нет дома.
Она отдала ему ключи.
При этом женщина нервничала из-за убожества комнаты, пошлости всей этой затеи, всяческих недомолвок и нечестным способом добытых ключей. Алиса снова и снова спрашивала себя: почему снять комнату в гостинице было бы неприлично, а провести ночь здесь – нет? Она не верила, что Аксель не может себе позволить таких трат – скорее, наоборот, она была уверена, что он богат, но не хочет этого показывать.
Кое-кто сказал бы, что налет постыдности придает всей этой истории некоторую пикантность, Алиса читала о подобном. Она не знала, был ли Аксель из таких людей, но нисколько не удивилась бы, если бы так оно и оказалось. Может быть, его возбуждает привкус опасности? Сама скрипачка полагала, что их прятки в офисном здании, безмолвные молитвы о том, чтобы все наконец убрались домой, выглядывание в окна и перестилание грязных простыней, должны были убить всякое желание. Но не убили.
Он опаздывал. Она заранее знала, что так и будет, но все равно нервничала. Алиса уже давно поняла, что ее любимому нравится заставлять людей ждать. Вот ей, когда ее ждал Том, это было безразлично, никакого садистского удовольствия она не испытывала.
Молодая женщина спустилась вниз на лифте, а потом поднялась пешком по лестнице, чтобы, зайдя внутрь, ее гость мог сразу сесть в лифт. Это был просто способ убить время ожидания. Наверху, в комнатке, где она уже поменяла простыни, ей вдруг вспомнилась Кэтрин. Ребенок показался ей ужасно далеким – маленькой куколкой в конце длинного туннеля. Неужели это ее дочь? Невозможно. Это был только сон, весь ее коротенький брак был сном.