Козел отпущения

-- Возмущена? Ты хочешь сказать ! Сам увидишь, она постарается реализовать эту мысль. Если видения Мари-Ноэль покроют отраженной славой саму Бланш и Сен-Жиль, что может быть лучше? У Бланш появится цель в жизни... Шарлотта, ты здесь? Убери супницу, я больше не хочу. И дай господину Жану вино... Почему ты не рассказываешь мне о Париже, Жан? Ты еще ничего не рассказал.

Я стал рыться в памяти, стараясь представить себе Париж. Во время последнего отпуска я там не был, да к тому же то, что я знал и любил -музеи, исторические здания, -- вряд ли было интересно графине. Я принялся рассказывать о ресторанах, что было ей понятно, о ценах, что понравилось ей еще больше, а затем, словно по наитию свыше, о воображаемых посещениях театра и встрече с друзьями военных лет -- она сама подсказывала мне их имена, и это сильно меня выручало. К тому времени, как мы кончили есть -- а поели мы хорошо -- и Шарлотта забрала подносы, я чувствовал себя с графиней непринужденней, чем с кем-либо другим когда-либо в жизни. Причина была проста: она шла мне навстречу, принимала меня таким, какой я есть, любила меня, верила мне, полагалась на меня; в подобной ситуации я еще не бывал. Если бы мы встретились как посторонние люди, нам нечего было бы сказать друг другу. Как ее сын я мог не бояться, что мои слова вызовут у нее неодобрение. Я смеялся, шутил, болтал чепуху, и непривычная свобода доставляла мне неизъяснимое наслаждение. Пока графиня не спросила меня, когда Шарлотта вышла из комнаты:

-- Жан, ты ведь не мог забыть о подарочке для меня? Ты просто шутил, да?

И снова -- отвисшая челюсть, молящие глаза. Перемена была разительной. Куда исчезли злой юмор, чертики в глазах, вспыльчивость, непринужденная веселость и сердечное тепло? Передо мной, крепко вцепившись мне в руки, сидело жалкое, дрожащее создание. Я не знал, что сказать, что сделать. Я поднялся, подошел к дверям и позвал:

-- Шарлотта, где вы?

Собачонки, разбуженные моим голосом, соскочили с колен графини на пол и принялись яростно лаять.

Шарлотта тут же вышла из соседней комнаты, и я сказал:

-- Госпоже графине нехорошо. Лучше пойдите к ней.

Она взглянула на меня и спросила:

-- Вы разве не привезли ей это?

-- Что -- это? -- недоумевающе проговорил я; она пристально на меня посмотрела, чуть прищурив глаза.

-- Вы сами знаете, господин граф, что вы обещали привезти из Парижа.

Я попытался представить содержимое чемоданов и вспомнил пакеты, похожие на подарки. Что в них было, я не знал, не знал я и того, где они сейчас находились.

Шарлотта сказала быстро:

-- Идите и скорей найдите это, господин граф. Иначе она будет страдать.

Я прошел по коридору, спустился по винтовой лестнице на второй этаж и снова остановился на площадке, не зная, куда повернуть. Слева из какой-то комнаты раздался звук льющейся воды. Ванная? Зашел в следующую комнату, благо двери стояли настежь, а внутри никого не было. Быстро обвел ее глазами и, к своему облегчению, увидел, что мне повезло. Я попал в небольшую гардеробную и узнал халат, брошенный на стул, и щетки для волос. Кто-то уже вынул вещи и убрал чемоданы, но на столе аккуратно, рядком, как подарки под елкой, лежали пакеты, которые я видел в одном из них. Я вспомнил, что на каждом была записка, подсунутая под ленточку. Когда я впервые видел их, они ничего мне не сказали, но теперь за всеми этими , , , и стояло определенное имя. Среди них был пакет, адресованный , в простой оберточной бумаге, без затейливой упаковки, на бечевке -- печать. Я взял его, вышел из комнаты и снова поднялся по лестнице.

Шарлотта уже ждала меня на площадке.

-- Принесли? -- спросила она.

-- Да, -- ответил я. -- Она хочет, чтобы я сам дал это ей?

Служанка снова пристально взглянула на меня и ответила:

-- Нет-нет... -- словно мои слова удивили и обидели ее. Взяв пакет у меня из рук, она сказала: -- Спокойной ночи, господин граф.

Затем быстро пошла от меня по коридору.

Отказ от моих услуг, должно быть, означал, что во мне больше не нуждались, и я снова медленно направился в гардеробную комнату, спрашивая себя, как понять внезапный конец моего визита. Возможно, у графини какое-то психическое расстройство, бывают припадки... Шарлотта и Жан де Ге знают, как ей помочь, а остальные члены семейства, вероятно, нет. Я надеялся, что содержимое пакета -- не важно, что это, -- принесет ей облегчение. Графиня казалась вполне нормальной, вполне владела собой -- я не говорю о ее нраве. Нет, она не произвела на меня впечатления душевнобольной.

Я вошел в гардеробную и остановился, внезапно почувствовав, как я устал и подавлен. Передо мной стояло лицо графини. Я не знал, что предпринять, и тут из ванной раздался голос:

-- Ты уже пожелал маман доброй ночи?

Я узнал его, это был голос Франсуазы, белокурой поблекшей женщины, и я впервые заметил, что из гардеробной в ванную ведет дверь, прикрытая от меня большим шкафом. Должно быть, она услышала, как я вошел. У меня мелькнула тревожная мысль. В гардеробной, естественно, не было кровати. Где, интересно, спит Жан де Ге?