Козьма Прутков и его друзья

Этот случай подтверждается и другими источниками. Как ни доброжелательно относился Александр II к Толстому, он уже давно не доверял ему, не видя в нем слепого («с закрытыми глазами и заткнутыми ушами») исполнителя своей воли.

В 1863 году Толстой вступился за Тургенева, которого на этот раз привлекли к делу о лицах, обвиненных в сношениях с «лондонскими пропагандистами» Герценом и Огаревым. Годом раньше он хлопотал об Иване Аксакове, которому запретили редактировать газету «День». А еще раньше, в 1858 году, когда учреждался негласный «Комитет по делам книгопечатания», на предложение министра народного просвещения Е. П. Ковалевского включить в него писателей и людей, «известных любовью к словесности», царь раздраженно ответил:

— Что твои литераторы, ни на одного из них нельзя положиться!

Сперва назывались имена Тургенева, Тютчева, Алексея Толстого...

Вошли же в комитет граф А. В. Адлерберг 2-й (сын министра двора), Н. А. Муханов (товарищ министра просвещения) и А. Е. Тимашев (начальник штаба корпуса жандармов и управляющий III Отделением). Поэт Тютчев тотчас окрестил это новообразование «троемужием», но потом туда же ввели четвертого — известного цензора А. В. Никитенко.

Но имеет ли все это отношение к Козьме Пруткову?

Самое прямое.

Достаточно полистать документы, собранные Мих. Лемке в «Очерках по истории русской цензуры», чтобы убедиться, что фразеология их удивительно напоминает прутковский «Проект: о введении единомыслия в России».

Вот совет министров обсуждает создание нового комитета и считает, что его цель:

«1) Служить орудием правительства для подготовления умов посредством журналов к предпринимаемым мерам; 2) направлять по возможности новые периодические литературные издания к общей государственной цели, поддерживая обсуждение общественных вопросов в видах правительственных»¹³.

Вспомним дату, стоящую под прутковским «Проектом». 1859 год. Император подписал «повеление» об учреждении негласного комитета 24 января 1859 года.

Что же касается прутковского «руководительного правительственного издания», то у Никитенко был план «направления общественного мнения» путем создания правительственной газеты, и такая газета вышла 1 января 1862 года в виде воскрешенной «Северной Почты», а министр внутренних дел разослал губернаторам циркуляр с предписанием «вменить полиции в обязанность побуждать подписываться на новый орган»...¹⁴.

И Алексей Толстой, и Владимир Жемчужников, который написал «Проект» и отдал редакции «Современника», были прекрасно осведомлены обо всех перипетиях, связанных с попыткой правительства «нравственно» воздействовать на печать. Для них, вхожих в любые канцелярии и апартаменты, вплоть до дворцовых покоев, «негласность» не существовала.

Но насколько успело правительство в своем воздействии на печать, видно хотя бы из того, что злой прутковский «Проект» был опубликован.

Общественному мнению уже не суждено было стать управляемым. Закрученная Николаем I пружина распрямлялась со страшной силой. Либеральные веяния, достигшие самых верхов, делали невозможным поворот к старому. Царь, осознавший, что свободу крестьянам лучше дать «свыше», нежели они это сделают сами «снизу», понимал также, что пришло время лавирования и в других областях.

Во вторник, 10 марта 1859 года, член негласного комитета А. В. Никитенко был на обеде у Дюссо, который дали литераторы в честь актера Мартынова. Говорили Некрасов, Дружинин, Островский. Никитенко сидел за столом между Шевченко и Языковым и тешил себя мыслью, что он «примирит свой Комитет с литературою и общественным мнением»¹⁵.

В среду Никитенко был во дворце и слушал указания Александра II:

— Есть стремления, которые несогласны с видами правительства. Надо их останавливать. Но я не хочу никаких стеснительных мер...

Останавливать, не стесняя...

Они поговорили еще о предполагаемом издании правительственной газеты и расстались.

Народ говорит: «Увяз коготок, всей птичке пропасть». Империя надломилась, и это нашло свое отражение в зеркале, которое зовется Козьмой Прутковым.

9

До 1857 года Алексей Константинович Толстой с матерью жили в Петербурге на Большой Морской, в собственном доме.

Толстой вставал в шесть утра, купался в Неве (зимой в проруби), завтракал с матерью и ехал на службу. Писал с вечера, до двух-трех ночи, а будить камердинеру Захару приказывал все равно в шесть...

В один год ему пришлось пережить три смерти.

В ноябре 1856 года скончался дядя Лев Перовский.

Через полгода, 2 июня, не вышла к завтраку Анна Алексеевна. Встревоженный Алексей Константинович прождал ее до одиннадцати, а потом постучался в дверь спальни. Дверь была заперта изнутри. Когда ее взломали, Толстой увидел мать, лежащую навзничь, с протянутой рукой. Врачи ее не оживили.

Дали знать Константину Петровичу Толстому. Тот жил на Гороховой тихо, одиноко, имения свои отдал сестрам, а деньги, которые посылали ему они и, тайком от матери, сын, раздавал нищим.