Козьма Прутков и его друзья

Из-за громадного числа опечаток и ошибок в изданиях Геннади, к нему и до сих пор относятся пренебрежительно. Может быть, поэтому исследователи творчества Козьмы Пруткова не удостоили вниманием тетрадь злополучного библиографа. На обложке ее написано: «Григорий Геннади. Заметки на память. 1852 —1855», и хранится она в рукописном отделе ленинградской публичной библиотеки.

«Современник хочет печатать Тютчева стихи и пародии Жемчужниковых под именем Пруткова, с фантастическим портретом. Эти пародии очень забавны; я их давно слышал»⁹.

Эта запись сделана в январе 1854 года, и к ней имеется примечание: «Портрет (Пруткова.— Д. Ж.) налитографирован. Есть у меня». Интересно то, что Геннади слышал стихи Козьмы Пруткова давно.

Алексей Жемчужников познакомил Григория Геннади со своими братьями, и, судя по заметке, сделанной библиографом через несколько месяцев, это знакомство было довольно близким.

«Современник, 3 книги нынешнего года, очень хорош. Много хороших стихов, две повести Тургенева, статьи Дружинина о русских журналах и забавный Ералаш Пруткова, т. е. Владимира Мих. Жемчужникова и братьев. Его я изо всех Жемчужниковых больше люблю. У него теперь мысль издавать народный листок по случаю войны, с картинками. У него и ум и способность писать и охота заниматься, но мало сосредоточенности и определенности, русак настоящий : задумает широко, начнет горячо, да потом и оставит или за другое возьмется. У него уже три года лежит перевод историч. записки поляка Паска. Задуман какой-то всеобщий русский словарь, да хочет собрать все книги о России. Курса в университете не кончил, теперь не знает, куда приютиться, чтобы получить первый чин. А языком русским владеет и теперь хорошо, а если бы больше писал, был бы оригинальный писатель...»

Рассказывая о «русских» чертах характера Владимира Жемчужникова, Геннади еще и еще повторяет, что любит его, любит за то, что «с ним можно всегда быть нараспашку», и добавляет: «Он ужасный русофил».

Григорий Книжник в очередной раз ошибся в значении слова. Скорее, это его можно назвать русофилом. В той смеси осуждения русской «неопределенности» и восторга перед ней преобладает второе чувство, столь характерное для иностранцев: им кажется, что они начинают понимать «русскую душу». Он и женился-то на немолодой девице — княжне Е. А. Куракиной, завороженный надеждой стать своим в русской дворянской среде, но снова был осыпан насмешками...

В заметках Геннади имена Жемчужниковых встречаются сравнительно часто. Он дорожит дружбой, следит за их успехами и наводит нас на след Козьмы Пруткова. В начале 1855 года он записывает:

«Ж. (Алексей Жемчужников.— Д. Ж.) с гр. А. Толстым все занимались сочинением разных басенок, шуточек, пародий и вообще материалов для Ералаша .Современника. Теперь, кажется, воображение его принимает более серьезное направление».

28 апреля он делает к этой записи примечание:

«В апреле (17-го) Ж. сделали помощником секретаря Деп-та законов Госуд. Совета и дано ему 2000 р. жалования. Кажется, надо сказать «прощай его поэзия».

И следом после первой записи об А. Жемчужникове в 1855 году читаем :

«Вчера, 17 февраля был у Дюссо обед в честь П. В. Анненкова, издателя сочинений Пушкина... Участвовали: Панаев, Некрасов, Дружинин, Авдеев, Михайлов, Арапетов, Майков, Писемский, Жемчужников, граф А. Толстой, Гербель, Боткин, Гаевский, Языков. Тургенев был болен... К нему... были сочинены совокупно стихи, или стишонки без особенной соли...»

В летописи жизни Некрасова говорится, что 17 февраля 1855 года на обеде в честь Анненкова, по поводу выхода I тома Полного собрания сочинений Пушкина, Тургенев был.

И надо бы тут вернуться к воспоминаниям о Некрасове, оставленным А. Н. Пыпиным, к «холостой компании тогдашнего барского сословия... попадавшей на темы совсем скользкие». Наверно, и Козьма Прутков развлекался подобным же образом, но из напечатанного немного «соленой» можно считать лишь басню «Червяк и Попадья».

Пыпин завершил свои впечатления от обедов у Некрасова и Панаева попыткой объяснить смысл появления на свет Козьмы Пруткова: