– Не спешите обижаться, – сказала Засыпкина. – Послушайте. Вчера вечером вас видели выходящим из дома отца. Через некоторое время соседи заметили, что в доме пожар. Когда его погасили, внутри оказались убитые люди. В том числе ваш отец.
– Вон как вы повернули, – Михаил покачался из стороны в сторону, словно раздумывая, о чем лучше промолчать, где большие неприятности его подстерегают, и, наконец, решился. – Пришел он ко мне вчера на работу. В РСУ. С бутылкой. Выпили.
– На работе?
– А где же?
– Вдвоем?
– Нет, Свирин подоспел, нюх у него прямо-таки собачий!
– И никто не помешал?
– У нас?! Хорошо, что начальство не застало, а то пришлось бы поделиться.
Галина Анатольевна не первый раз сталкивалась с положением, когда поступки, слова, действия и даже убеждения человека определяются количеством выпитого. Бутылками отмеряют время, оценивают благодеяние, расплачиваются за долги, за услуги, бутылками измеряют ценности, и не только материальные.
Часто от количества выставленных бутылок зависит репутация, продвижение по службе. Стакан червивки – и слабеют самые прочные родственные связи, теряют силу семейные привязанности. И нет человека роднее собутыльника…, если он через минуту не превратится в первого врага.
Прокурор района рассказывает, что не встречал ни одного серьезного преступления, где так или иначе не присутствовала бы червивка. После стакана-второго в силу вступают словно бы иные человеческие ценности, новая логика поступков. В то же время общепринятые законы порядочности как бы обесцениваются да и само достоинство видится в ином, нежели до того, как опустела бутылка с зелененькой этикеткой, по цвету напоминающей свежую весеннюю травку. Выпускаемая консервным заводом местного совхоза, эта продукция, судя по всему, дает неплохой доход.
Очевидно, не только в качестве червивки дело, когда приятели, напившись, не пляшут, не поют, а свирепеют. Что-то сдвинулось в нашем сознании, уж коли само пьянство становится не причиной, а следствием неудовлетворенности, убогости существования. Не найдет человек червивки, будет зубную пасту на хлеб намазывать, перегонять смазочные масла, жевать таинственные корнеплоды. И все только для того, чтобы ощутить некую взволнованность, интерес к жизни, почувствовать собственную значительность, чтобы растревожиться обидой, восторгом, чтобы ощутить в себе силы и желание общаться с людьми, поскольку без выпивки ничего этого у него нет. И в стремлении ощутить себя человеком, его не остановят никакие меры, цены, приговоры. Другое дело, что стремясь ощутить себя человеком с помощью выпивки, он от своей цели все дальше уходит.
– Что же было дальше? – спросила Галина Анатольевна.
– А что, захмелел батя и мы со Свириным отвели его домой. Так я и оказался в доме-то.
– Дальше.
– А что дальше, привели и остались, не возвращаться же на работу. Неожиданно козырный день получился… Побыл я с ними до вечера и ушел.
– Кто оставался?
– Отец… Свирин тоже остался. Еще эти, Дергачевы, квартиранты. Да, чуть не забыл – Зинка Борисихина. Но за ней пришел муж и увел ее. Больно захмелела баба.
– Что же вы все там делали?
– Ну, как… Выпивали.
– Разговоры интересные были?
– Да какие разговоры! – Жигунов махнул рукой с таким возмущением, будто его заподозрили в чем-то постыдном. – Батя не мог до конца сидеть, завалился. Борисихина и пришла хороша, тоже рухнула… Дергачевы держались, они ребята крепкие… Кто еще… Свирин – тот молчал. Чокался исправно, а на большее сил не хватало, выключался потихоньку время от времени.
– А Борисихина – кто это?
– Местная красотка на черный день, – Жигунов усмехнулся. Ему, видимо, приятно было, что кто-то пал ниже его, что о ком-то он может говорить с усмешливым пренебрежением. – Пришел ее муж с отцом… Спрашивают, не здесь ли Зинка. Отвечаем, что нет… Нельзя выдавать, ведь вместе пили… Но они не поверили, муж сам прошел в дом и нашел Зинку.
– Кто еще был в доме девятого марта?
– Еще? И еще был, – Жигунов замер, с остановившимся взглядом словно пытаясь собрать, восстановить в сознании чей-то расплывающийся образ. – Точно. Вспомнил. Парень один… Высокий такой, молодой… Вот он тоже оставался, когда я уходил. Борисихину муж увел, получается, что от смерти увел… – добавил Жигунов несколько растерянно.
Как бы там ни было, Михаил Жигунов подозревался в убийстве. Для преступления у него были серьезные основания. Его несколько раз допрашивали, в доме произвели обыск, изъятую одежду отправили на экспертизу. У всех, кого допрашивали в тот день, с особенным вниманием выясняли взаимоотношения отца и сына Жигуновых, возможные причины их разрыва.
Версии
В середине дня в кабинете начальника милиции Белоусова собрались руководители следствия, розыскной работы. К тому времени установили, что в доме Жигунова веселились не только погибшие. Почти весь день в доме был сын Жигунова, во второй половине дня появилась Борисихина, потом за ней пришли муж с отцом, приходил с женщиной неизвестный гражданин кавказской национальности, присутствовал, вроде, еще какой-то молодой парень высокого роста.