Заступая на смену, она оставалась единственным анестезиологом-реаниматологом на стационар и роддом, так что работы всегда хватало. Нужно было наблюдать пациентов в реанимации, давать наркозы на экстренных операциях, а если хирурги вдруг решали передохнуть, немедленно просыпался роддом, и Фрида, поручив больных самой опытной сестре, неслась туда давать анестезиологическое пособие на кесарево сечение. По штатному расписанию в роддоме должен быть свой анестезиолог, но в условиях кадрового голода приходилось дежурить поодиночке.
Новая работа мало походила на размеренное, даже сонное существование кафедры. Решив на третьем курсе стать анестезиологом, Фрида сразу стала ходить на дежурства, там дела было побольше, и ситуации, по-настоящему критические, но в крупном стационаре дежурит целая бригада, всегда есть с кем посоветоваться.
Здесь она могла совещаться с хирургом или терапевтом, но решать все приходилось самой.
Фрида прилежно занималась в институте и аспирантуре, и к своим двадцати восьми годам знала и умела, наверное, больше, чем среднестатистический молодой специалист, и все же на прежней работе рядом всегда были старшие товарищи, которые подсказывали и ободряли.
Самостоятельно принимать решения и отвечать за них было ей внове, но Фрида не унывала. «Пока что я справлялась со всем, что мне подсовывала жизнь, справлюсь и с этим», – решила она.
Поработав месяц, она почувствовала благодарность к своему гонителю. Если бы не его антисемитизм, Фрида, благополучно защитившись, так бы и осталась на кафедре вечной ученицей, проводя за год столько наркозов, сколько она тут давала за смену.
Возможно, ей даже удалось бы убедить себя, что работа на кафедре чрезвычайно важна и необходима человечеству, но когда Фриде приходилось пропускать дни из-за болезни отца, это оставалось незамеченным и несущественным для производственного процесса, а здесь попробуй не выйди на смену! Сразу вся больница окажется парализована!
Попав в адский котел под названием «центральная районная больница» и проварившись там как следует, Фрида перестала считать свою диссертацию новаторской. Конечно, с защиты ее снимать не стоило, но, ей-богу, это был детский лепет по сравнению с тем, что она могла бы написать теперь!
Она потихоньку переосмысляла свое исследование, находила в нем слабые места и начала собирать новый практический материал, в котором недостатка не ощущалось. «До нового года родится идея, – решила девушка, – а там оформлю соискательство и в конце концов стану кандидатом наук! Так даже лучше, будет у меня не мертворожденная вымученная диссертация ради диссертации, а нормальная работа. Попозже, но поинтереснее».
Зная, что не умеет сходиться с людьми, Фрида старалась держаться с коллегами вежливо, но холодновато. Пусть не получится дружбы, зато никто не сможет высмеивать или предать. «Возможно, они надо мной и ржут, – думала самокритичная девушка, – но я, к счастью, об этом не знаю».
Увлеченному человеку работа обычно только прибавляет сил, но сегодняшние сутки побили все рекорды. В результате несчастного случая на стройке поступило сразу восемь человек в тяжелом состоянии, и пришлось сильно постараться, чтобы всех спасти. Из дома вызвали второго хирурга, травматолога и операционную сестру, а анестезиолога найти не смогли. Наверное, наученные горьким опытом, они просто не отвечали на звонки из приемного отделения, и Фрида не могла их за это порицать.
Когда работаешь в режиме «сутки через сутки», редко «сутки через двое», хочется провести выходной с семьей, а не возвращаться на любимую службу, с которой только что ушел, тем более если знаешь, что за целый день напряженного труда тебе заплатят максимум двести рублей. И хоть Фриде пришлось давать два сложных наркоза параллельно (что в принципе запрещено), и тут же проводить реанимационные мероприятия, и делать назначения, она не сердилась на коллег, за плечами которых было по двадцать лет изматывающей и неблагодарной работы.
Фрида с трудом понимала, как ей удалось дать наркозы на двух спленэктомиях, одной трепанации, одной торакотомии, вывести пострадавших из травматического шока и наутро сдать всех сменщику живыми и в состоянии настолько приличном, насколько позволял характер повреждений.
Сменщик восхищенно поцокал языком.
– Можешь гордиться собой, – сказал он, – точнее, тем, что от тебя осталось после безумной ночки.
И Фрида на заплетающихся ногах пошла гордиться. Переодевшись в джинсы и любимую куртку из «лоскутиков», девушка всерьез задумалась, не вызвать ли ей такси. Всего тысяча рублей, и через сорок минут она будет уже дома. Целая тысяча! Отдавать ее лишь для того, чтобы оказаться дома на час раньше – глупое барство и расточительство.
При покупке дома они с дедушкой, к счастью, обошлись без долгов и кредитов, но оказалось, что для таких сугубо городских жителей, как они, сельская жизнь обходится недешево.
Шагнув в необычно яркое и теплое для сентября утро, Фрида зажмурилась и остановилась, с наслаждением подставив лицо солнцу.