Край безоблачной ясности

В романе дана широкая социальная панорама, вмещающая множество самых непохожих людей — уличных проституток, миллионеров, разорившихся аристократов, политиканов, интеллигентов, батраков. В этом людском потоке есть несколько персонажей, к которым привлечено основное внимание писателя. Таким является прежде всего процветающий капиталист Федерико Роблес. Этот образ потому так пластичен, насыщен и типичен, что именно он своей личной биографией связывает две хронологические точки в траектории Мексики — ее революцию и ее сегодняшний день. «Готовый прянуть вперед, как стрела, выпущенная из лука», — таким выглядит Роблес на своем портрете, нарисованном знаменитым Диего Риверой (характерная деталь: банкир, жаждущий запечатлеть себя на полотне знаменитого революционного художника); таким видит себя и сам Роблес, с откровенным самодовольством повествующий о своем восхождении на вершину социальной пирамиды.

В Мексике есть жаргонное, грубое слово «чингон» — буквально насильник. В расширительном смысле — это вообще сильная личность, утверждающая себя за счет других. На общественной арене чингоны — возносящиеся наверх хозяева жизни. Именно таким чингоном предстает Роблес, жадно упивающийся своей ролью, гордый тем, что вместе с себе подобными он «оседлал» страну. Но вот странный парадокс: чингоны вызывают не только ненависть, но и уважение; их не только проклинают, но ими и восхищаются. Эгоизм, аморальность Роблеса неотделимы от его заразительной жизненной энергии, наивного упоения собственными успехами. Роблес еще не утратил связи со своей босоногой молодостью батрака и солдата революции. Народные корни банкира — вот что привлекает интерес писателя и что придает Роблесу некую двойственность, в которой отразился двойственный характер самого капиталистического прогресса. Две женщины, с которыми связана жизнь Роблеса, соответствуют двум ипостасям его личности. Законная жена Норма, блестящая, холодная, — его союзница в борьбе за завоевание общественного положения; их брак сугубо деловой, оба заняты общесемейным бизнесом. Вторая женщина, бескорыстно преданная ему Ортенсия, полностью обнаруживает себя лишь в момент краха карьеры Роблеса.

Бледный спутник Роблеса — бледный по тому, как скупо он представлен в романе, и по тому, какую скудную жизнь он прожил, — Либрадо Ибарра. Можно сказать, что это смутный негатив Роблеса. То, что ярко высвечено в портрете ловкого капиталиста, в Ибарре затемнено горечью несбывшихся надежд; его общественная деятельность оказывается совершенно бесплодной. Сталкивая биографии Роблеса и Ибарры, автор как бы показывает две доведенные до конца внутренние тенденции мексиканской революции: в сломанной жизни Ибарры — крах ее социалистических идеалов, в процветании Роблеса — реализацию ее буржуазных целей.

Ибарра примечателен еще и тем, что именно он ставит проблему выбора своего пути как сознательный акт. Для Фуэнтеса-романиста эта проблема всегда представлялась первостепенной, он исследует ее в самых разных вариантах. С особой тщательностью, особым драматизмом раскрывается она в судьбе отца и сына Пола.

Если Ибарра и Роблес, каждый по-своему, вмещают в свою биографию всю траекторию революционной и послереволюционной Мексики, то в судьбе семьи Полы эта траектория делится надвое и рассматривается прежде всего в аспекте морально-психологическом. Отец Гервасио Пола замкнут в революционном времени, а его сын Родриго живет и действует в Мексике сегодняшней. Но судьбы их прочно сцеплены, они — звенья одной семейной цепи, и обоих автор заставляет решать одну и ту же мучительную проблему: как жить?

Родриго Пола — самый рефлектирующий из всех персонажей романа. Тщеславный и безвольный юноша терзается одновременно и памятью о героически погибшем отце, на которого он не способен походить, и жаждой успеха в обществе нуворишей, которое он презирает. Нравственный потенциал Родриго так скуден, что он без особого труда идет на компромисс: забыв юношеские порывы, он становится изготовителем модных пошлых фильмов. Оказывается, впрочем, что и отец его был вовсе не героем, а предателем и трусом. Ренегатство отца и сына — это нечто вроде наследственного недуга; различны лишь его конкретные проявления. Женитьба Родриго Полы на Пимпинеле де Овандо, дочери разорившихся аристократов, придает законченность его моральной деградации. Подобные браки были по-своему частной сделкой. Отпрыски разоренных дворянских семей жаждали приспособиться к обществу преуспевающих плебеев, а те — украсить себя мнимым блеском былого величия. Но Родриго Пола так далеко зашел в своем падении, что пожелал вообще отказаться от своего прошлого. «Моя мать была дочерью дона Рамиро Субарана, близкого друга генерала Порфирио Диаса», — сообщает Родриго невесте лживую версию своего происхождения, зачеркивая память о страданиях вдовы погибшего Гервасио, всю жизнь влачившей нищенское существование. Так наглухо замыкается круг предательства, напрочь изживаются воспоминания о революции.