— Хм. Значит, есть еще отдельное фото, где есть я, Даньслав и Варя. Поищи его, а я пока подумаю да это письмо внимательней перечитаю… ладно?
Ромка кивнул. Фотографии троицы он сам ни разу еще не видел. Была отдельно бабка, был дед, и была та, с перфорированным краем, где был Мйар. Что примечательно, были в доме и фотографии деда в старости, и среднего возраста, и совсем еще юного… А от бабки почему-то осталась всего одна фотография.
Ромка нашел ее среди дедовых и протянул Мйару. Сам он видел в этом бабкином изображении разве что ответ на вопросы одноклассников по поводу его восточных глаз. Точь-в-точь, как у бабки, раскосые, черные, с особенным абрисом век, глаза Ромкины никак, по его мнению, к светлой челке не шли.
Мйара, судя по всему, окончательно закоротило на этом единственном изображении Варамиры. Он смотрел на него, не моргая, брови нахмурены, губа нижняя прикушена. Ромка впервые увидел Зубоскала настолько сосредоточенным.
Что ж, значит, он на самом деле нашел именного того, кого следует. Цепочка замыкается. Страшные сны ушли, а Камориль своей необременяющей властностью дал надежду на то, что Ромка сможет обуздать силу, которая в нем проснулась, и, более того, понять ее. Чем бы таким особенным она ни была.
Ромка оставил Зубоскала наедине с фотографиями и письмами, а сам решил поискать мать и Камориль. Через полупрозрачное стекло кухонной двери он разглядел их размытые силуэты: они все-таки что-то пили, причем не чай и не кофе. Ромка без стука приоткрыл дверь и вошел. Некромант держал в руках прозрачный бутон хрустального бокала, наполненный домашним вином. Мальчик уселся на краешек мягкого уголка, рассматривая, что сладкого есть на столе.
— Так вот, приворот на самом деле действенный, я пробовал, — говорил Камориль, — однако, толку? Любимый человек становится, как овощ. Ест, пьет, спит — но все, как будто каторгу отбывает. Не жалуется, что вы, ни разу! Тут два пути — отворожить или убить. Уж к чему сердце больше лежит. А, Рома, — Камориль, наконец, обратил внимание на мальчика, — ну, что там наш Геннадий?
— Он, кажется, о чем-то очень задумался, — осторожно сказал Ромка, — но все, что надо, я ему показал.
— Что ж, тогда, — улыбнулся некромант женщине, — нам пора покинуть ваш дом! Спасибо за интересную беседу!
— Да что вы! — воскликнула высоко и весело Светлана Сергеевна, щеки которой изрядно разрумянились. — Редко сейчас встретишь настолько грамотного молодого человека. Я рада, что вы занимаетесь с моим сыном…
Камориль Тар-Йер замер, приподнимаясь из-за стола. Он смотрел на кухонную дверь, потом медленно перевел взгляд на Светлану Сергеевну.
— А у вас, — сказал он, поднимая руку и указывая трехсуставчатым гибким пальцем куда-то на лицо женщины, — тут вот крошка от бутерброда…
Женщина уставилась на палец Камориль и внезапно осознала, что что-то с ним не так. Перевела взгляд на лицо некроманта, у которого на лбу в тот же самый миг раскрылся его третий сияющий глаз. И ежели основные нечеловеческие глаза некроманта она как-то смогла для себя объяснить, то третий, а так же открывшиеся следом остальные шесть оказались для нее чересчур. Женщина икнула, глаза ее закатились и она обмякла. Камориль черной кошкой скользнул вперед и вбок, так, что успел ее подхватить. Уложил на пол возле холодильника.
— Оставайся здесь, не смотри в окна, — быстро приказал он Ромке и вышел из кухни.
Ромка встрепенулся и кинулся к маме, проверять, все ли в порядке. Потом он понял, что так просто вытворять этакое Камориль не стал бы. Значит… что-то происходит. Ромка, не зная, что делать, придерживал мать за голову, бережно сняв с нее очки.
Где-то в другой комнате ритмично хлопала форточка.
До меня не сразу дошло, чего от меня хочет Камориль. Я смотрел в бездонные черные очи Варамиры и шептал полузабытые стихи: «Размах крыла-руки, глаза — как угольки, их черное стекло во льду седой тоски…»
— Мйар, мать твою! — рявкнул Камориль. — У нас гости!
— Кто? — удивился я.
— А я почем знаю? Сработало заклинание, которое я с Эль-Марко сплел.
— И что там за?..
— Эль-Марко ждал нас на крыше здания. Где он сейчас, я не знаю. Но мне может понадобиться твоя помощь… пошли, узнаем, что там такое.
— Погоди! — я отложил документы и фото. — А что за заклинание ты на дверь привязал?
— Два. Два заклинания, — поправил сам себя Камориль. Молния на его высоких сапога пропела два раза. — Одно — сигнальное, а другое, — с зажимом струны, — «Красное Лезвие Гуманности».
— Что?! — я опешил. — Ты что, сдурел?
— Сдурел я или нет, это мы сейчас проверим. Обувайся.
Я скользнул в свои кеды и даже не стал их шнуровать, так, заправил шнурки за язычок. Камориль открыл входную дверь. На половой коврик шлепнулась отрезанная кисть. Стены коридора были в свежей еще крови. Кисть была зеленоватая и покрыта густой шерстью с тыльной стороны.
— Я поставил лезвие на любую материальную нечеловечину, — Камориль наклонился над отрубленной конечностью. — А бывший хозяин вот этого сейчас, наверное, убегает со всей возможной скоростью, оставляя по себе след крови.
Я вдохнул запах этой крови и чуть не раскашлялся.