Крах плана Шлиффена. 1914 г.

Не отказываясь от приоритета удара по Австро-Венгрии, русские готовились и к одновременному решительному наступлению в пределы германской Восточной Пруссии. Как справедливо говорит исследователь, «нельзя говорить о том, что это решение было принято русским Генеральным штабом исключительно под давлением Франции. В русском Генеральном штабе отдавали себе отчет в том, что в случае быстрого падения Франции, основные германские силы могут быть быстро переброшены на Восток и Россия окажется в этом случае одна против Тройственного союза. Напротив, оттягивая с французского фронта часть германских сил, Россия обеспечивала себе существование активного союзника. Не следует также сбрасывать со счетов и стремление русского Генерального штаба воспользоваться отвлечением главных сил Германии на франко-германский фронт для возможного нанесения ей решительного поражения в первые же месяцы войны»[40]

. Но для достижения этого следовало оккупировать немецкую Восточную Пруссию и австрийскую Галицию, включая Карпатский хребет. Подобные мысли как нельзя более соответствовали и франко-русским договоренностям, так как удар по Восточной Пруссии являлся обеспеченным.

Англо-французы никогда не вступили бы в войну с Германией, не обладая союзником на Восточном фронте, и уже потому только не могли допустить поражения Российской империи в ее локальной борьбе с Центральными державами без участия западных союзников. Агрессия германских государств была взаимосвязана между собой, и потому поддержка немцами австрийцев в случае, если Россия вступится за Сербию (а иного не могло и быть), являлась обеспеченной. Соответственно, «План Шлиффена» неизменно учитывал, что австрийцы прикроют удар германского меча по Франции на Восточном фронте, взяв на себя русских. Планы войны, разработанные перед началом мирового конфликта, были тесно завязаны друг на друга, что вылилось во всемирную бойню в короткие сроки.

Без Австро-Венгрии немцы не могли рассчитывать выиграть войну на два фронта, так как сдержать русский натиск в Германию в этом случае было бы некому, и «План Шлиффена» с самого начала шел бы «вразнос». Исходя из данного факта, русское планирование предполагало переброску более половины всех сил сразу против австрийцев. Но и для удара по Германии были нужны большие силы, ибо успех немцев на Западе немедленно оборачивался победой Германии и на Востоке. Первой целью русского удара ставилась колыбель германского милитаризма – Восточная Пруссия, из которой выросла единая Германия.

Итак, русское вторжение в Восточную Пруссию являлось необходимым. Оперативно-стратегическое планирование 1912 г., по сути, примененное в 1914 г., стало активно наступательным. При этом, под влиянием французов и немцев, достижение победы в войне предусматривалось в кратчайшие сроки. Точно так же недооценивалась сила сопротивления противника, ибо расчеты итогов первых операций явились явно завышенными. Таким образом, нельзя однозначно утверждать, что французский план войны (одновременное безоглядное наступление союзников и на Западе, и на Востоке) был беззастенчиво навязан русской стороне. Русские военные круги также разделяли планы бескомпромиссного наступления, а потому и поддержали такое планирование, что напрямую связывалось с подъемом русской военной мощи. Переоценка собственных сил была свойственна не только французам, но и русским. Тем горше будет разочарование первого месяца войны, когда французы будут отброшены к Парижу, а русские – разгромлены в Восточной Пруссии.

Русским командованием подразумевалось, что громадная масса из 37 пехотных корпусов (350 пехотных полков или 1260 батальонов плюс формируемые с началом мобилизации 35 второочередных пехотных дивизий (572 батальона)), поддерживаемых массой кавалерии, так или иначе, сомнет австро-венгерские войска и в любом случае вынудит германцев ослабить свой удар по Франции. Многочисленная конница – 16 регулярных кавалерийских дивизий, и 15 казачьих дивизий, часть из которых формировалась с началом мобилизации из отдельных казачьих полков, должны были подкрепить удар маневром. Окончание мобилизационной готовности в Российской империи давало в руки русскому командованию громадную силу.

Чтобы выбить из рук противников козыри, «План Шлиффена», как справедливо указывают все без исключения исследователи, изначально строился на запредельном риске («План Шлиффена был шедевром, но он требовал от исполнителей геометрической точности и отчаянной смелости», – С.Б. Переслегин). Балансировка на «лезвии бритвы» подразумевала идеальное следование тем расчетам, что сделал Шлиффен, так как этот план не имел почти никакого запаса устойчивости. Его реализация всецело зависела не только от высшего исполнителя, точно следующего плану, но и инициативных исполнителей на местах, собственными энергией и умом (талантом) компенсирующих неизбежное на войне «трение», о котором писал К. фон Клаузевиц, характеризуя разницу между составлением плана на бумаге и его воплощением на практике.