Крах плана Шлиффена. 1914 г.

В это самое время австрийцы успешно теснили русские 4-ю и 5-ю армии Юго-Западного фронта к Люблину и Холму, а потому Конрад фон Гётцендорф еще вполне мог рассчитывать на победу и глубокое вторжение в русскую Польшу. По довоенным договоренностям 8-я германская армия должна была насчитывать 14 пехотных дивизий. С началом военных действий 5 второочередных эрзац-дивизий Мольтке отправил на Запад, а потом вернул два корпуса уже после Гумбиннена и Танненберга. То есть немцы, пусть и не сразу, но соблюли свою часть соглашений в отношении германского присутствия на Восточном фронте. Цена верности этому соглашению – проигрыш Битвы на Марне, а за ней – и всей войны.

С другой стороны, австрийцы вправе сетовать на невыполнение союзников взятых на себя обязательств. Так, 8 августа уже упоминавшийся капитан Фляйшман отправил Конраду телеграмму, в которой сообщалось о том, что «8-я германская армия должна прервать успешно начавшееся сражение под Гумбинненом, вследствие появления русских из района реки Нарев, что она будет отходить на Нижнюю Вислу и возобновит оттуда наступление против вновь появившейся южной группировки противника, то есть 2-й русской армии». Как видим, отступление после проигранного сражения представляется командармом-8 как вынужденное, да еще после того, как оно «успешно началось». Тем самым немцы намеренно вводили своего союзника, изготовившегося на ударе в люблин-холмском направлении (то есть – навстречу немцам на Седлец), в заблуждение.

Узнав о намечающейся переброске войск с Западного фронта, Людендорф пытался отказаться от подкреплений, заявляя, что справится и своими силами. Но тут нельзя забывать, что немцы в ходе всей Восточно-Прусской операции продолжали считать силы 1-й русской армии в более чем 10 пехотных дивизий. Поэтому командование 8-й германской армии, более чем чрезмерно преувеличив силы русских, не особенно решительно отказывалось от подкреплений, справедливо полагая, что даже в случае разгрома 2-й русской армии у них не хватит сил, чтобы нанести поражение и 1-й русской армии.

Таким образом, заведомо неверная информация и доблесть русских войск, заставивших немцев поверить в заведомо нереальные данные, помогла французам выиграть Битву на Марне, а с нею и всю войну. Надо полагать, что, имей Гинденбург и Людендорф действительные данные о силах русских, ни о какой переброске из Франции не могло бы быть и речи. Сведения о войсках русского Северо-Западного фронта были столь ложны, что Мольтке намеревался перебросить в Восточную Пруссию сразу 5–6 армейских корпусов. И лишь тот факт, что корпуса левого крыла уже были введены в сражение в Эльзасе, да заверения генерала Людендорфа побудили Верховное германское командование ограничиться двумя корпусами и кавалерийской дивизией.

Э. Людендорф считался одним из наиболее способных генералов германского Большого Генерального штаба, его слава, полученная под Льежем (Людендорф сумел взять сильные форты бельгийского Льежа решительным штурмом, прорвавшись сквозь цепь еще дравшихся фортов внутрь крепости, после чего гарнизон Льежа и капитулировал), давали все основания для такого заявления. Однако Х. Мольтке-Младший и кайзер Вильгельм II решили перестраховаться. Имевшиеся на руках у Мольтке данные о расстройстве французов, отступавших к Парижу, позволяли сделать вывод, что изъятие двух корпусов из 2-й армии генерала Бюлова и 3-й армии генерала Гаузена произойдет без особого ущерба для основной операции у Парижа.

Соответственно, Мольтке и начальник оперативного отдела подполковник фон Таппен посчитали, что немцы получили на Западном фронте решающий результат, который французам уже не удастся парировать. Однако немцы ошибались. И ошибались самым роковым образом. Если в начале войны французская стратегическая мысль отличалась, по выражению советских военных специалистов, «своей безграмотностью, извращенностью и отсталостью»[144]

, то затем главнокомандующий Ж. Жоффр сумел своей энергией восполнить предвоенный недостаток мысли и сосредоточить под Парижем превосходные силы для предстоящего контрнаступления. А германцы как раз ослабили именно этот участок на два корпуса.

Выходит, что Людендорф – верный и последовательный ученик графа Шлиффена – больше своего главнокомандования опасался за судьбу решающего сражения. Но наплыв беженцев из Восточной Пруссии внутрь Германии и давление определенных политических, финансовых и придворных кругов вынудили Мольтке-Младшего послать на Восток подкрепления. По иронии судьбы эти войска были взяты с главного направления, на котором решалась судьба всей войны: ведь выигрыш Битвы на Марне отдавал немцам Париж и Францию. Французы пытались хорохориться, заверяя своих союзников в несокрушимости французского сопротивления. Но, как представляется, заявления французского правительства продолжать войну, даже и после падения Парижа, беспочвенны: это обстоятельство сломало бы духовный стержень нации к продолжению борьбы.