Крах проклятого Ига. Русь против Орды

– А Будивид-то каким мерзавцем оказался, а! – заметил Ослябя. – Не думал я, что он способен на такое! Но ты правильно сделал, что не стал его убивать, брат. – Ослябя стиснул руку Пересвета. – Пусть Господь накажет Будивида за его подлость. Господь есть самый всевидящий и самый справедливый из судей.

Затем Ослябе захотелось узнать, почему Пересвет, выбравшись наконец из Пруссии, не поехал сразу в Брянск, а прибыл в Вильно и вступил в дружину Ольгерда.

– Во-первых, я хотел сподвигнуть Ольгерда и Кейстута к новому походу против Тевтонского ордена, – ответил Пересвет. – Мною владело сильнейшее желание хоть как-то помочь пруссам, порабощенным немцами. Я тешил себя надеждой, что победы литовцев над тевтонцами подтолкнут пруссов к очередному восстанию против поработителей. Но, к сожалению, ни Ольгерд, ни Кейстут не осмелились на новое глубокое вторжение в Пруссию. Поражение на реке Рудаве слишком сильно ударило по ним. По слухам, Ольгерд до сих пор еще не вызволил из немецкого плена всех своих воинов. – Пересвет глотнул квасу и продолжил: – В общем, спустя год я ушел из Ольгердовой дружины.

– Ежели ты упомянул первую причину своей задержки в Вильно, то нету смысла, брат, скрывать вторую, – прозорливо обронил Ослябя, глядя в лицо Пересвету.

– Да, брат, была у меня тогда и вторая причина не спешить домой, – с печальным вздохом промолвил Пересвет. – Когда дружина Корибута Ольгердовича стояла в Вильно перед выступлением в Пруссию, тогда случай свел меня с челядинкой Маленой в стенах Ольгердова терема. Не стану скрывать, сильно я увлекся Маленой, а она – мной. Так получилось, что Малена и подруга ее примкнули в том походе к литовскому войску. Мы с Маленой и в военном стане ухитрялись тайком встречаться.

– Я всегда говорил, что ты по женским юбкам ходок первейший! – не удержавшись, вставил Ослябя. – И Чеслава для тебя была просто очередная забава.

– Ладно, чего уж теперь прошлое ворошить, брат, – проворчал Пересвет. – Все едино, ни Чеслава, ни Гертруда, ни Малена судьбу свою со мной так и не связали. Чеслава за другого замуж вышла. Гертруда погибла от тевтонских стрел. Малена скончалась при родах. Выбравшись из Пруссии, я долго искал Малену, но все было без толку. Однажды я столкнулся с Росаной, подругой Малены. От нее-то я и узнал, что Малена забеременела от меня, но разродиться не смогла. – Пересвет тяжело вздохнул. – Получается, повинен я в смерти и Гертруды, и Малены.

– А я думаю, брат, что не повинен ты в этих смертях, – сказал Ослябя. – С провидением не поспоришь, всякому человеку своя смерть на роду написана. Ты даже не повинен в смерти тех тевтонцев, кои пали от твоего меча. Ты же не сонными их убивал, а в схватке, головой своей рискуя. В сече всегда так: либо ты, либо тебя.

Пересвет поинтересовался у Осляби, в каком монастыре он несет крест свой и за какой надобностью прибыл на московский торг.

– Я еще не монах, а послушник, – промолвил Ослябя. – Прежде чем принять монашеский постриг, всякому послушнику грехи замолить надо, плоть и душу очистить от суеты мирской. Ты же знаешь, брат, грехов на мне много. А живу я далече от Москвы, в обители Сергия Радонежского, это в шестидесяти верстах отсюда. Монастырь наш невелик, и стоит он на холме при слиянии рек Кончуры и Вондюги. Вокруг монастыря стеной стоят леса дремучие. Одно слово – дикий край.

– Слышал я про Сергия Радонежского, – заметил Пересвет с неким оттенком почтения в голосе. – Люди сказывают, к нему отовсюду паломники идут: кто за советом, кто за утешением… Идут даже в такую глухомань. Сам митрополит Алексий, говорят, ни одного большого дела не начинает, не посовещавшись с Сергием Радонежским. Поразил ты меня, брат, своим монашеским облачением. Однако ж я втройне поражен тем, что ты нашел пристанище у самого святого игумена на Руси.

Ослябя поведал Пересвету, что он прибыл в Андроников монастырь, выросший сравнительно недавно на реке Яузе близ Москвы.

– В Андрониковом монастыре монахи священные книги переписывают с греческого языка на русский, кое-какие из этих книг я должен доставить в нашу лесную обитель, – молвил Ослябя. – Кроме того, мне было велено купить на торжище два серпа, три топора, гвоздей и дверных петель. У нас ведь там работы невпроворот с утра до вечера. Слуг в монастыре нет, монахи и послушники сами себе и пекари, и плотники, и портные, и сапожники…

– Так вот что за железо в мешке у тебя гремит, – усмехнулся Пересвет, кивнув на кожаную котомку, лежащую на скамье рядом с Ослябей.

– Все покупки я уже сделал, теперь пойду в Андроников монастырь, надо бы успеть к вечерней молитве, – продолжил Ослябя, допив квас в своей кружке. – Завтра поутру ждет меня дорога домой.

– Ты что же, брат, обитель Сергия называешь домом? – удивился Пересвет, пронзив Ослябю внимательным взглядом. – А про свой отчий дом в Брянске ты уже не вспоминаешь? Одобряют ли твои родители то, что ты в схимники подался?

– Конечно, не одобряют, – со вздохом признался Ослябя, – но я иного и не ожидал от них.