Медлительные существа походили на гигантских аморфных летучих мышей; с чуть вытянутой квадратной тупой мордой, пастью, напоминающей капкан – раскрывалась она так широко, что тварь могла заглотить взрослого человека целиком – могучими лапами и кожей цветом напоминавшей серый камень; и, как слыхал Этьен, защищала она не хуже брони . Но ленная неспешность тварей заканчивалась, едва им стоило почуять добычу – и это Этьен тоже узнал во время очередной посиделки у костра. Горгон мог часами лежать укрывшись средь камней и скал, даже не шевелясь, чтобы потом одним рывком настигнуть жертву. Чудовища не спеша предавались трапезе, поглощая тела погибших прямо с сапогами и одеждой, придерживая останки широкими лапами, а Этьену будто бы слышалось, как хрустят кости покойников и рвутся их жилы. Даже на лице обычно невозмутимого Северина промелькнуло брезгливое отвращение, но к счастью, чудища были слишком увлечены ужином, так что они попросту обошли их стороной.
Через силу проглотив несколько ложек вязкой безвкусной похлебки, Этьен свернулся калачиком чуть поодаль от костра, завернувшись в плащ. Северин, взяв небольшой лук, отправился на поиски дичи, кто-то чистил лошадей, кто-то латал прохудившиеся штаны, а оставшиеся сгрудились вокруг огня, пуская по кругу большой бурдюк. Чем больше они пили, тем громче становился их разговор – прислушавшись, Этьен уже смог расслышать, как тощий парень, походивший на нахохлившуюся птицу, протянул:
– Не, ну понятно – за тыкву Черного Принца нас король отблаго... ик... дарит. А мальчишка-то к нему переть на кой ляд?
– Северин сказал переть, вот и прем, – пожал плечами Бурый. – Мож, он чего о планах его знает. Все ж оруженосцем был.
– А какая уже разница? Знает и знает, – произнес Лягва и почесал щеку. – Принц то теперь ворон кормит и тю-тю войску его. Разбегутся уже к концу месяца как пить дать, могу свою долю поставить.
Этьен будто бы вновь увидал Раймунда: вот он забрал мальчика из храма и посадил на седло впереди себя, а голова Этьена кружится от быстрой езды и новой жизни, о которой он не мог и мечтать – служить верой и правдой другу его отца, что поклялся заботиться об отпрыске точно о кровном. Меч, что он преподнес Этьену и лезвием которого посвятил в оруженосцы – Раймунд сказал, что оружие было выковано именно для него. А вот... вот умирающий Раймунд лежит на земле – из-под маски стекает красный ручеек, а рука в черной перчатке тянется к Этьену...
От воспоминаний у мальчика защипало в глазах и заныло в груди. Он хотел было встать и перелечь подальше, не желая слушать разговор предателей, как вдруг раздался хриплый смех, походивший на перестук камней. Это смеялся Кол – в свете костра он походил на ожившего мертвеца с зелеными губами, худым угловатым лицом и острым черепом.
– Дурни, – он сплюнул на землю пережеванную кашицу. – Мальчишка золотом стоит больше, чем весит.
– Эт с чего? – хмыкнул Бурый.
– Слушай его больше, – фыркнул Лягва, – он тебе и не такого порасскажет. Совсем уже горшок прохудился от травок-то.
– У тебя и худиться нечему, – буркнул Кол, вырвав у соседа бурдюк. – Да только я с Северином почти пятнадцать лет бок о бок – мы еще на Железной Войне бошки рубили, пока вы салаги вместо бутылки мамкину сиську сосали. Вот он мне и рассказал, что почем, так как в отличие от вас я языком не мелю. Северин давеча разговор один интересный подслушал – прям под Проводы, когда толстяк тот наклюкался, как свин – вот мы с ним после покумекали, да решили, как бы нам озолотиться... а то и графьями какими стать.
– Ну, так может, ты и нам расскажешь, коль знаешь? – произнес Лягва. – Мы вообще-то все в одной упряжке тянем. Но вот хер ты чего скажешь, а знаешь почему? Потому что щеки дуешь, а воздух через зад выходит, герцог ты пальцем деланный.
Ехидный тон Лягвы явно вывел охмелевшего Кола из себя. Лицо его покраснело, на лбу надулась жилка, а зубы заскрежетали, словно зубила о камень. Еще раз крепко приложившись к бурдюку, он вытер рот и придвинулся поближе к пламени. Прочие склонили головы, дабы ничего не упустить, а Этьен затаил дыхание – но едва Кол успел раскрыть рот, как из-за деревьев показался Северин, неся на плече несколько кроличьих тушек.
Все тут же сделали вид, что разговаривали о чем-то другом, а Броди, кинув взгляд в сторону Этьена, присел у костра, между Колом и Бурым. Кто-то сходил за пойлом, кто-то принялся сдирать со зверьков шкуры – и беседа продолжилась, но о куда более приземленных вещах. Мужчины хвастались количеством женщин, что сумели затащить в постель (если все, что они говорили, было правдой, то у каждого по всей Фридании должно было быть не меньше полусотни отпрысков), рассуждали, сколько чего можно было бы приобрести на серебро, просаженное в кости и спорили о том, кто из них лучший мечник – естественно, второй после Северина – или просто травили байки из жизни.