Крах всего святого (СИ)

Приняв сан, Моро пришлось волей-неволей общаться с паствой; крестьяне, бюргеры и даже некоторые аристократы нередко смотрели на него с робким уважением и даже заискиванием, пускай перед ними и был всего лишь простой викарий, едва-едва отпустивший первый пух, так что тот мало-помалу сбросил былое стеснение. Хоть со временем Матиас и наловчился вести речи, но так и не проникся к ним любовью, предпочитая проводить долгие вечера за чтением, осмысливанием священных текстов, переводом книг и писаний на другие языки и даже сочинительством собственных трудов. Одна из самых громких его работ, целиком посвященная жизни Ливия из Сарданьи, полюбовно скроенная из разрозненных кусочков исторических хроник и мимолетных упоминаний других авторов, стала до того популярна и вызвала столько жарких споров, что долетела аж до главы королевской канцелярии, на коего произвела такое впечатление, что Матиаса немедля пригласили ко двору, дабы тот занялся обучением Лоренса II.

Лоренс I почил довольно рано, оставив престол на молодого короля; мать его также сторонилась дворовых дел, предпочитая им вышивание и конные прогулки, так что не успел юноша принять титул, как почти все придворные, не медля, пустились в хитросплетенные интриги, желая заполучить юного государя под свое влияние. Матиас долгое время оставался в стороне, не желая принимать участия в подобных играх, но как-то вечером в комнату его скользнул Реджис – тогда еще простой писчий, с коим он до этого момента не перекинулся и словом – который показал Моро письмо, написанное рукой канцлера – капеллана Джереми, что по совместительству был духовником Лоренса. Адресовано оно было верховной жрице Беатрис – которая тогда только-только приняла эту почетный титул – и было целиком и полностью посвящено Матиасу и его деятельности при дворе; а описывались в нем столь ужасные и лживые вещи, что Моро уже хотел было тут же ринуться в спальню подлеца, дабы высказать ему все в лицо, но Пти предложил куда более тонкий и действенный план.

Время до рассвета они провели за долгим разговором – и вскоре средь казначейских бумаг вдруг обнаружились интересные подробности и всплыло, сколько золотых, принадлежавших короне, утекало сквозь карманы канцлера; самого Джереми той же ночью обнаружили в одном знаменитом на всю столицу борделе с девушками и юношами столь юными, что могли спокойно сойти за его внуков. На следующее утро канцлер был с позором отправлен со двора в какой-то глухой монастырь, лишившись имущества, сана, поста и всех прочих заслуг, до глубины души пораженный Лоренс назначил Матиаса на место Джереми, а тот уже пригласил себе в помощники Реджиса.

Матиас не кривя душой мог сказать как сильно он успел привязаться к Лоренсу, но был он для него скорее воспитанником, чем другом, пускай между ними сложились и весьма теплые отношения; Реджис был его главным союзником, правой рукой, той незримой тенью, прикрывающей спину, и с натяжкой их можно было даже назвать приятелями, а Беатрис… ох, сложно было назвать это дружбой…

Так что время для Моро летело стрелой, когда он наконец-то мог попросту пропустить графинчик вина в теологических спорах или обсуждениях трудов ученых и философов, а то и вовсе делясь шуточными историями из далекой юности – хоть у Матиаса запаслось их не столь много и были они довольно скромны, но Аль-Хайи каждый раз хохотал так громко, звонко хлопая себя ладонями по коленям, что Матиас невольно и сам задавался смехом. Дело шло уже за полночь, когда Абдумаш, в очередной раз отставив стакан, вытер из уголков глаз прыснувшие слезы и произнес:

– Великолепный рассказ, ваше величество. Не хотелось бы вас прерывать, но визит мой на самом деле вызван довольно важным делом. Не думайте, беседы с вами доставляют мне искреннее удовольствие – надеюсь, как и вам – однако у меня есть для вас довольно интересное предложение, которое, я надеюсь, вы хотя бы соблаговолите выслушать.

– Я – все внимание, – благосклонно кивнул Матиас, уже слегка охмелевший. – Не стесняйтесь, друг мой.

– Лучше я кое-что продемонстрирую.

Аль-Хайи зарылся в свою сумку, с коей не расставался, достал оттуда плотно завязанный мешочек, ссыпал его содержимое себе на ладонь и протянул ее Матиасу – приглядевшись, тот увидал какой-то черный порошок, напоминающий не то мелкий горох, не то крупную соль.

– И что же это такое? – с любопытством спросил Моро. – Очередное чудесное лекарство?