Красавец для чудовища

Инга придержала дверь, вошла внутрь. Сердце колотилось так, словно сейчас выпрыгнет из груди. Она поднялась на четвертый этаж, застыла на лестничной клетке, как школьница. Она в восьмом классе очень влюбилась в мальчика из десятого класса. Кажется, его звали Роман. Певец, гитарист и звезда школы. И, вот как сейчас, она топталась под его дверью, не решаясь позвонить. Пулей убегала пролетом выше, если слышала шаги за дверью. А потом увидела его с дылдой из девятого класса, проревела всю ночь. Сейчас она тоже боялась позвонить и увидеть, что ей откроет какая-нибудь дылда. Терлась у перил и тяжело дышала.

Подходила к двери, долго маялась под ней, дотрагивалась до черного пупырышка звонка и тут же с чувством одергивала указательный палец и закусывала нижнюю губу.

«Один, два, три, четыре», – привычно считала про себя.

Дверь внезапно распахнулась, выпустив на лестничную клетку солнечный луч и Швецова. Инга судорожно сглотнула и прижала руку к горлу.

Василий: в широких домашних шортах, без рубашки, волосы убраны в хвост на макушке, тонкий греческий профиль, карие с золотистым блеском глаза, аккуратная бородка в стиле испанских конкистадоров, – такой знакомый и чужой одновременно – облокотился о косяк, прищурился. На непривычно спокойном, почти суровом лице – ожидание.

– Привет, – первой прошептала Инга.

– Привет, – отозвался тихо. В глазах – будто искра от огнива, полыхнула и тут же погасла. – Тут будешь стоять или зайдешь?

Она шагнула к нему, проскользнула внутрь. Здесь также пахло остро бергамотом и иланг-илагом. Инга нервно сглотнула: решительно не понимала, с чего начать разговор. И главное – нужен ли этот разговор ему. Больше всего на свете сейчас она боялась снова стать той восьмиклассницей на лестничной площадке, ревущей от одиночества и досады.

Не оборачиваясь, Швецов прошел в кухню: Инга слышала, как зазвенели чашки и полилась вода.

Прокралась за ним. Прислонилась к стене.

– Мы так и не договорили, – прошептала, исследуя его гладкую спину. Вот сейчас – дотронуться, провести указательным пальцем по рельефу плеча, коснуться губами кожи между лопатками, вдохнуть его аромат.

– Потому что ты опять начнешь говорить про свои деньги, а эта тема меня задолбала, – спокойно, будто передавал за проезд в маршрутке, отозвался Василий. – Кофе будешь?

Инга прикрыла глаза:

– Знаешь, я оказалась не готова к тому, что довериться не могу никому, кроме тебя. Во всем моем окружении ты стал единственным человеком, которому я хочу довериться. Но я все испортила. Хотела сохранить дистанцию, не пускать в свой мир.

– Тебе это удалось.

– Простишь ли ты меня?

Он прислонился плечом к стене справа от нее, посмотрел в упор.

– Зачем?

Вопрос застал ее врасплох. Он внимательно изучал ее, наблюдал, как она по-рыбьи беспомощно открыла рот и закрыла его снова, и ждал.

– Зачем я тебе понадобился? – он скрестил руки на груди. – Знаешь, в тот день, когда тебя увидел первый раз, я увидел ослепительную женщину. Которой хотелось восхищаться и служить. Приносить тапочки. Но я не готов быть твоей половой тряпкой, понимаешь?

Инга в растерянности опустила глаза, не зная, что еще можно сказать. В горле начало першить, в уголках глаз стало предательски влажно. Она шмыгнула носом, оттолкнулась от стены, собираясь уйти.

Он перехватил ее за руку, привлек к себе так, чтобы она оказалась перед ним, чтобы ее распахнутые, в слезной пелене глаза, оказались рядом.

– Но я не готов позволить тебе уйти, – его рука поднялась от запястья к локтю, задержалась на предплечье, скользнула под волосы. – Давай попробуем с начала?

– Давай, – выпустила вместе со всеми тревогами.

Он наклонился, прошептал, невесомо касаясь ее губ:

– Меня зовут Василий Швецов. И я ни за что на свете не буду с тобой работать.

– Точно?

– Точно, – теперь она знала, что такое «безапелляционно».

– Хорошо, можно ли, пока мы на пороге знакомства, ответить на вопрос, который мучает меня уже почти неделю?

Он усмехнулся уголками глаз:

– Ну, валяй, – протянул, уже медленно целуя уголок ее рта, из-за чего у Инги подкосились ноги, а в животе стало горячо и колко.

– Ты делаешь шугаринг?

Поцелуй окаменел на ее шее, лицо Швецова вытянулось.

– Вот щас не понял.

Инга шумно посопела, провела кончиком пальца по гладкой груди:

– Ну здесь чаще всего волосы у мужчин, а у тебя… лысо.

Он прикрыл глаза, втягивая аромат незнакомых, но таких невозможно родных и манящих духов, потерся носом о ее лоб. А в следующее мгновение подхватил на руки:

– Это генетика. После сорока вырастут, – пробормотал, уже толкая дверь в спальню.