Красавица Амга

— Слушайте. Приказом командующего вы переданы под моё начало. Аргылов поедет сегодня с группой Сарбалахова на сбор провианта и подвод. А ты, Чычахов, будешь сегодня трибуном. Наш генерал очень любит ораторов. Поедешь с Чемпосовым в наслег и проведёшь агитацию среди населения. Расскажешь людям, как чекисты истребляют всех без разбора, как они занимаются повальным грабежом и насилием, почему ты убежал от красных к нам, — одним словом, не жалея слов, ты должен расписать все ужасы, а затем восславить генерала Пепеляева, прибывшего в Якутию по приглашению самого народа. Поможешь Чемпосову в наборе добровольцев. Записавшихся в дружину добровольцев приведёте с собой. Насчёт вознаграждения в обещаниях не скупитесь. Ну это знает и сам Чемпосов. Понял? Предупреждаю: что-либо не так — пеняй на себя. Иди! А ты останься. — Он ткнул пальцем в Валерия.

На дворе Чемпосова и Томмота ждал солдат с конём, запряжённым в сани.

— У тебя что, винтовки нет? — удивился Чемпосов, увидев, что Томмот не вооружён. — Так не пойдёт! Ещё скажут, что я тебя конвоирую…

Чемпосов куда-то исчез, через некоторое время появился с японским карабином в руках, и они поехали. Возница-солдат сел на передок, а Томмот с Чемпосовым — сзади.

— Как тебя зовут, догор? — спросил у возницы Томмот. Услышав вместо привычного окрика дружелюбный голос, солдат радостно обернулся.

— Лэкес я, Лэкес!

— Хороший парень, — похвалил его Чемпосов. — Будущий командир якутской армии.

— Откуда родом? — опять спросил Томмот, и Лэкес опять обернулся с той же улыбкой.

— Из Болугура.

— В солдатах добровольно?

— Нет, заставил мой господин, бай Борисов.

— Ну, а ты?

— Что я? Вот, служу…

Дорога повела их по реке, вверх по течению на юг.

— Куда это мы? — поинтересовался Томмот.

— А в ближний наслег. В сугулане людей должны собирать. Вообще-то ораторствовать должен был я, но сегодня велено выступать тебе: говорят, будет здорово, если человек, сам недавно бывший в красных, комсомолец, да ещё чекист начнёт крыть своих…

Лэкес при этих словах с удивлением оглянулся на Томмота.

— Какой я оратор! — отмахнулся Томмот.

— В Чека работать приходилось не языком, а кулаками?

— Ни разу не видел, чтобы били…

— Значит, следствие, суд и прочее по законной форме?

— А как же без следствия можно определить, кто виноват, а кто не виновен? Кого и как наказать, определяет не Чека, а суд и трибунал.

— Не били и Аргылова?

— Не били.

— Он же был избит!

— Ы-ы… Не знаю. Спросите его самого.

«Кажется, его приставили наблюдать за мною», — подумал Томмот.

Дорога поднялась на косогор, затем нырнула в лес. Чемпосов ехал, свесив голову, как бы вглядываясь в мелькающую под санями дорожную колею, затем неожиданно заулыбался, вспомнив что-то хорошее.

— Выгнал нас… Это я про вчерашнее. В шею всех! Молодец Валерий, да и только!

— Первый раз вижу человека такого: выгнали его, а он радуется.

— Конечно, радуюсь! Истасканный да облезлый, как старая шкура, а зарится на такую молоденькую! Думает небось: якутишки будут рады… Потаскун! Перед тем как пойти к Аргылову, мы с Сарбалаховым побились об заклад. Я был уверен, что, вот ей-богу, ни за что не согласятся. А старик обеими руками… Ну и человечина — собственную дочь, красавицу, толкает в лапы этого поганца. Ох и люди!

— А что говорил Сарбалахов?

— Был уверен, что не откажут. Угадал, сатана. Урод, родившийся только для счёта душ. И девушку-то знает с детских лет. Был бы человек, пожалел бы. Да, у мёртвого здоровья не спрашивают, а у таких не стоит искать совести. Дай ему только волю, начнёт шерстить и своего и чужого, продаст за грош и отца с матерью. Я это говорю меж нами. Не станешь ведь из уст в уста?

— Не беспокойся, — успокоил попутчика Томмот. — Никогда не кормился этим…

Чемпосов набил трубку табаку, кисет протянул Томмоту. Тот отказался.

— Не куришь?

— Нет. Жил я в сельской местности — табаку не было. Поехал в город учиться, там табак нашёлся бы, но так и не приучился курить. Угости Лэкеса.

Уже намеревшись положить в карман кисет, Чемпосов протянул его вознице. Тот засиял.

— Курение — вроде порока… Был бы подвержен, курил бы. По-твоему выходит, что все баи должны стать порочными курильщиками, а все бедняки — беспорочными… И у меня табак не тюками лежал, когда я подрастал. Мои родители были не богачи, хотя и не голодали. Ты где учился?

— В учительском техникуме. Со второго курса я.

— Тоже вот не удалось окончить реальное — из-за революции и войны.

— Ты с революции… у белых?

— Каких белых? И белые бывают разные, — Чемпосов глянул собеседнику в лицо и усмехнулся. — Белые… До позапрошлого года я вот так же, как и ты, весь свет делил только на красных и белых. Оказалось, вопрос не так-то прост.

— Это как же?

Чемпосов откинулся на задок саней.

— Поближе, поближе садись. И брось сюда своё ружьё — держишь, как божью свечку. Никого не будет в этих местах…

Томмот засунул карабин под санную подстилку и, подстраиваясь так и эдак, улёгся наконец на бок рядом с Чемпосовым. Побои в штабе давали о себе знать на каждой кочке.