Красавица Амга

С трудом заставив сесть его на постели, старик крикнул ему прямо в ухо:

— Дуралей, где Кыча? Куда она подевалась?

Но тут на Суонду напала судорожная зевота — зевал он очень долго, понемногу стал приходить в себя и, увидев хозяина перед собой в одном исподнем, удивлённо взмыкнул.

Аргылов неожиданно вкрадчивым и задушевным голосом шепнул в ухо Суонде:

— Кыча наша попала в беду…

Как от укола шипом, Суонда резко повернулся к Аргылову:

— Ы-ы-ы!

— Ну, долго ещё будешь чухаться? Одевайся!

Они вышли во двор, и скоро по дороге к жилью Охоноса-собосута резво застучали копыта.

Кыча покормила раненого, понемногу, по ложечке вливая ему в рот разогретое молоко и жидкий суп. К её радости, тот исправно глотал, хотя всё время оставался с закрытыми глазами и ни на что не откликался. А Кыча говорила без умолку, чтобы дозваться его, но скорее — для себя. Собственный голос придавал уверенности. Ей казалось, что едва она замолчит, тут же надвинется какая-нибудь беда.

— Вот мы и поели, попили… А теперь осмотрим рану — как она там? Я с собой захватила йоду. Потом перевяжем. Ладно? А вы потерпите. Скоро придут красные, вас положат в больницу, и вы поправитесь. Вы обо мне будете помнить? Встретите меня в Якутске на улице… Нет, лучше придёте к нам в педтехникум… У нас там хорошие ребята… Ой, старая перевязка присохла к ране! Придётся отмачивать… Ну ничего, тёплой воды у нас много.

С головой уйдя в хлопоты, Кыча не расслышала, как подъехали на санях и во дворе заскрипели по снегу чьи-то шаги. Рывком отворилась дверь, и вошёл разъярённый отец. Выронив из рук кыйтыя с тёплой водой, ещё не зная, что делать, она бессознательно кинулась к нарам, где у стены стояла винтовка раненого, уже протянула руку, чтобы схватить винтовку, как на неё обрушился удар, и Кыча упала, больно ударившись головой о топчан.

— Чего там застыл истуканом? Вынеси этого человека и брось в сани!

Суонда, не рассуждая, так же легко, как в прошлый раз, взял раненого, завернул в полушубок и понёс к выходу.

— Не трогайте его! Не трогайте! — Кыча вскочила и стремглав кинулась к двери.

Аргылов перехватил дочь. Не помня себя от горя и гнева, Кыча забилась в цепких руках отца.

— Опять застыл, дурень! Пригвоздили тебя, что ли?

— Суон-да-а!.. — отчаянно вопила девушка.

Громко стукнула захлопнувшаяся дверь.

— Айа-ка-у! — взревел Аргылов, рывком свалил на пол дочь и схватился за укушенный палец. — Ну погоди уж, зверёныш! С такой дикой и поговорю по-дикому!

Он схватил дочь, насильно надел на неё шубу, нахлобучил шапку, выволок её, упирающуюся, во двор и бросил в сани, рядом с раненым.

— Поезжай!

Сани тронулись, но отец не отпускал её, цепко держал.

— Звери вы! Вам не жаль умирающего человека! Куда вы его везёте! Везите и меня туда же — это я его нашла и укрыла!

Никто ей не ответил. Выбившись из сил, в конце концов умолкла и Кыча. Дальше до самого дома никто из них не проронил ни слова.

Остановились возле ворот.

— Езжай в слободу, — распорядился Аргылов, обращаясь к Суонде. — Сдашь его там…

— Меня тоже! И меня везите туда! — крикнула Кыча, крепко ухватясь обеими руками за передок саней.

— Чего стоишь, дубина?! Поезжай!

Аргылов сдёрнул дочь с саней и толчками погнал её к дому. До смерти перепуганная Ааныс встретила их на пороге. Аргылов в последний раз толкнул дочь, и она с размаху влетела в раскинутые руки матери.

— Дуры! С вашими ли куриными мозгами соваться в такие дела? С чего это вдруг вы души не зачаяли в этом русском? Кто он вам — сын ли, брат? За Бэлерия у вас душа не болит. Я вижу! Заелись на готовом, начали с жиру беситься. С собаками у меня и разговор собачий. Я найду на вас укорот, заставлю ходить по одной половице и дышать в пузырь!

Старик втолкнул жену и дочь в их чулан. А утром следующего дня на чёрной половине дома, где жили хамначчиты, Аргылов велел отгородить небольшой закуток и заточил в него дочь. На дверь этой темницы он повесил тяжёлый замок, а ключ опустил себе в карман.

Глава шестнадцатая