Ее отец громко закашлял, и лишь тогда я вспомнил о том, что Настя стеснялась подобных проявлений любви при старших. Особенно, при ее отце, ведь в их семье запрещено было так себя вести. К моему стыду, стоило прикоснуться к ее губам, как я совсем забыл о его присутствии в палате. Настя сама остановила меня, ведь мне хотелось целоваться подольше, учитывая нашу короткую, но все же разлуку. Благо, у нас еще будет время нацеловаться вдоволь, когда мы вернемся к нам домой.
Ее щеки заалели, красивое лицо пошло алыми пятнами от смущения, и она опустила голову, глядя на нашего сына, которого больше не выпускала из рук. Поцеловав сыночка в лоб, я услышал тихое, детское пищание, и улыбнулся, после чего, малыш слегка вытянул свои губки. Это было настолько восхитительно, что мое сердце сделало кувырок за грудиной, стучась о ребра.
Наш маленький ангелочек.
— Мне пора, — с тоской в голосе сообщил я, и Настя нахмурилась. — Береги нашего сына.
— Ты снова уходишь? — обеспокоенно протянула она с мольбой в голосе. Как же сложно было слышать подобные, безнадежные ноты в ее речи. Казалось, девушка снова готова была расплакаться. Эгоистично, но это значило, что Настя все еще давала шанс нашим отношения. — Как же так…
Настя отвернулась к окну, пряча от меня свое лицо. Я готов был вымаливать ее прощение до конца жизни. Ее отец громко вздыхал, будучи в одной палате с нами, демонстрируя всем видом свое присутствие, которое уже игнорировала даже его дочь.
— Моему отцу стало хуже, — поцеловав девушку в щеку, прошептал я.
Медленно развернувшись, Настя посмотрела мне глаза с глубокой досадой, а затем, понимающе кивнула. Поцеловав сына напоследок, я с трудом, наконец-то, отстранился, ринувшись к выходу из палаты, иначе, так бы и остался рядом с женой.
Проходя мимо тестя, попросил его позаботиться о моей семье, на что он, фыркнул, качая головой. Вступать с ним в словесные поединки я не имел ни малейшего желания.
Наблюдая в иллюминатор за постепенно уменьшающимся Цюрихом, я думал о своей маленькой семье. У меня родился сын, и, если бы не болезнь отца, этот день я бы провел совсем по-другому. Мы были сейчас отмечали рождение сыночка и день рождения Настеньки втроем.
За Настей будут присматривать, за это я был спокоен.
Сейчас, независимо от того, что мне было известно об отце, я простил ему все. И внебрачного сына, и его желание простить душевнобольную дочь друга. Папа не знал о том, что она убийца, так же, как и Шмелев, который из-за своей слабости закрыл глаза на преступника-зятя, подставившего его, втаптывая во всю эту грязь. К сожалению, мне пришлось платить за их грехи, но виновники уже были наказаны.
Конечно я растерялся, когда Евгений сообщил мне о родстве со мной. В ту минуту я почувствовал себя преданным, а отца — предателем. Но сейчас, когда папа при смерти, у меня не было права отказываться от него. Он оступился, но в свое время подарил мне много любви и не дал почувствовать отсутствие матери.
Мне нужно отпустить эту историю, чтобы жить дальше.
Вспоминая личико своего сына, я наконец понял, что судьба подарила мне второй шанс. И я собирался начать свою жизнь по-новой. С лучшей девушкой на свете, которой я подарю всю свою любовь и безграничную нежность.
Глава 34
Михаил
Когда мы приземлились, в Москве было темно. С аэропорта сразу же помчался в больницу на такси, и к полуночи был на месте. Мне было не по себе, потому что ближе к Москве почему-то стали закрадываться мысли о том, что Соломин так настаивал на моем приезде лишь потому, что отец уже умер.
Бред. Папа из передряг посложнее выходил живым и здоровым, а болезнь уж тем более не должна была забрать его. Еще год назад мне говорили о том, что ему осталось максимум полгода, но он протянул больше, что уже говорило о том, что организм отца отлично справлялся с недугом.
Подписав все необходимые документы, я остановился в ожидании. Операция была назначена на утро. Пробыв какое-то время в палате отца, уставший, переместился в коридор, чтобы сделать несколько звонков в Цюрих. Насте бы звонить не стал — ни к чему будить жену и ребенка глубокой ночью. Сергей отчитался мне о работе и сообщив о том, что с моей семьей все в порядке, положил трубку. Я спокойно вздохнул впервые за вечер.
Почти светало: врачи предлагали мне разместиться в свободной палате, но вид больничных стен меня раздражал — уж слишком долго я провел в больнице в качестве пациента.
Домой ехать не было смысла: до утра оставалось пара часов, а значит, скоро должна была начаться операция отца. Нервно мерял шагами полы коридора, когда папу отвезли на кушетке в операционный зал. Здесь были лучшие условия, но в глазах смерти все люди равны и, если что-то пошло бы не так — никакие деньги бы отца не спасли.
Прошло несколько часов. Я чувствовал себя плохо, так как не спал почти двое суток и по глупости пропустил прием лекарств. Направился в уборную комнату чтобы посмотреть на себя в зеркало: выглядел я еще хуже отца, лет на пятнадцать старше, словно мне не тридцать шесть, а давно за пятьдесят.