В моей машине была возможность говорить по телефону через громкоговоритель, поэтому присоединив телефон к гарнитуре через беспроводное соединение, я набрал девушке. Но связь оборвалась. Либо она действительно оборвалась, либо Настя не поднимала трубку, потому что в ее руках был наш сыночек.
«Желаю ему скорейшего выздоровления», — высветилось на экране. Остановившись у обочины, нервно сжал руль, проклиная обстоятельства за то, что я не мог сейчас быть рядом с женой и сыном.
«А с тобой все хорошо?»— за тем, последовало уже другое сообщение.
Моя родная. Как же я по ней соскучился, просто до невыносимой дрожи.
«Я обожаю тебя и моего сына. Скоро приеду за вами», — не отвечая на ее вопрос, отправил сообщение девушке и убрав телефон подальше, снова выехал на трассу.
Изредка поглядывал на экран, в надежде получить ответное сообщение со стороны девушки. Но ничего не было.
Я в самом деле ее обожал. Для меня это значило очень сильное чувство, духовное, несравнимое ни с чем. Я любил ее, но об этом мне хотелось сказать лично, наедине, одаривая ее своими поцелуями, потому что любовь для меня носила более интимный характер.
Вернулся домой вечером. К моему удивлению, меня ожидала моя подруга и коллега Оля, подоспевшая как раз к ужину. Отлично, я как раз собирался поговорить с ней о многом, включая разговор с завещанием, который так и повис в воздухе после смерти Константина Лихоманова.
— Слушай, Миш, — робко протянула она, когда мы остались наедине в моем кабинете. Ее что-то беспокоило и это не скрылось от моих глаз. — Я была так взволнована вчера, — промямлила она, озираясь по сторонам. — Даже не знаю, как тебе сказать.
— Говори, — поняв, что дело тут неладное, чётко потребовал я. Не любил, когда ходили вокруг да около.
— В общем, — опустив голову, пробормотала Оля. — Настя подписала документы на развод.
И тут мои внутренности пропустили огромный разряд тока от вопиющей неожиданности.
— Что?! — вскинул брови от шока. Я сказал это слишком громко, отчего моя собеседница вздрогнула.
— Да, — кивнула она спустя пару секунд. — Я получила документ позавчера утром, — после ее слов, успокоился. Как раз тогда мы повздорили с Настей, после нашей прогулки до ее дома от работы. Возможно, что девушка сделала это до того, как родился наш сынок. — В тот день, когда родился твой мальчик, — она подтвердила мою догадку.
Сомнений у меня больше не было: Настя сделала это, потому что была обижена. В порыве гнева, глубочайшей обиды на такого идиота, как я.
— Я так понимаю, это уже совсем неактуально, поэтому я не буду давать этому делу ход, верно?
Посмотрел на нее грозно, выжидающе и девушка, сразу же растерявшись, понимающе кивнула.
Настя все же сделала это. А что, собственно, она должна была сделать, когда получила мое заявление?
— Моя девочка, — схватился за голову, представляя эту картину перед собой.
Настя, наверное, столько плакала, когда получила документы. Какой же я мерзавец.
— Это же ни к чему ни приведет? — вкрадчиво спросил я с надеждой в голосе.
— Нет, я не передала документы в ЗАГС, — успокоила меня подруга. — Вы по-прежнему супруги.
— Отлично, — со спокойствием выдохнул. Ах, она мелкая негодяйка, достойная моего наказания. — Ее отец может что-нибудь сделать?
— Недостаточно оснований, — она отрицательно покачала головой. — У вас несовершеннолетний ребенок, да и столько бюрократических проволочек придется провести. Без суда тут не обойтись.
Поеду в Цюрих и обязательно накажу ее.
И эта ночь прошла в полном одиночестве и тоске. Я все отсчитывал минуты, когда смог бы снова вернуться в Швейцарию, забрать любимых домой и начать жить спокойно.
Все чаще, находясь в полном одиночестве рассматривал нашу общую с Настей фотографию у нашего гаража. Где мы были очень счастливы.
Показатели отца приходили в норму: ему становилось лучше и уже даже сами врачи были уверены в том, что папа может в скором будущем прийти в сознание. У меня появилась надежда.
Сегодня Сергей отчитался мне о том, что Настю выписывали, раньше, чем мне сообщили ранее, и я со смешанными чувствами положил трубку. Радовался, потому что мои дорогие люди будут, наконец, дома. Грустил, потому что хотел собственноручно забрать их домой.
Итак, после четырёх дней пребывания в Москве, я мог с чистой совестью заказать билеты обратно в Цюрих. Сердце отбивало стаккато в предвкушении: хоть девочка и не отвечала на мои звонки, ответы на мои сообщения, пусть и короткие, все же приходили, и я знал, что с ней все в порядке.
Женщины делали уборку в будущей комнате сына: сменили шторы, некоторую мебель, а также по моему распоряжению привезли много разнообразных игрушек. Кроватку для сына установили в моей спальне, потому что малыш в любом случае жил бы с нами до того момента, пока не подрастет.
Получив отчет Всеволода по работе с садом, я успокоился, ведь на этом, домашние дела перед отлетом были завершены.
В этот раз купил билет на утро, чтобы уже днем быть в Швейцарии. Улыбнулся, вытащив из нижней полки антикварные часы — подарок Насти. Собирался их носить всегда с собой, как частичку любви дорогого мне человека.