– Тогда позвольте мне признаться, что я – отличная кухарка, – сказала Белла. – Возможно, как-нибудь я могла бы приготовить вам мое любимое блюдо – кхорешт-е-бадемьян – тушеную ягнятину с баклажанами и куркумой. А на десерт – мороженое с шафраном и фисташками. Хотя я не знаю, где в Лондоне можно найти свежие ингредиенты для этого блюда. Обычно я покупала их у торговцев на базаре.
Майлзу хотелось, чтобы это выражение мечтательной тоски появилось на ее лице из-за него, а не из-за еды.
– Вы скучаете по жизни в Персии? – спросил он.
Отпив вина, Белла посмотрела в темное окно.
– Иногда скучаю. Но чаще всего – нет, абсолютно не скучаю. У нас был только один слуга, так что бо́льшая часть ежедневной рутинной работы по дому лежала на мне. Конечно, когда моя се… – Белла резко замолчала, ее широко распахнутые глаза смотрели на него так, будто она сболтнула что-то лишнее.
– Когда – что? – подсказал Майлз.
Губы Беллы растянулись в вежливой улыбке.
– Ничего. Та часть жизни осталась позади, ваша светлость, и я не буду докучать вам рассказами о ней. Но будьте уверены: в Эйлуин-Хаусе меня совсем избаловали. У меня есть собственная горничная, которая приносит горячую воду, разжигает огонь в камине и разбирает для меня постель. Боюсь, я стану совсем испорченной к тому времени, когда настанет пора уезжать отсюда!
Майлзу не хотелось даже думать об ее отъезде. Он быстро привыкал к присутствию Беллы в его доме – хотя, конечно, сексуальная неудовлетворенность была основной причиной его увлечения ею. Черт, да он сам с радостью бы разбирал для нее постель, если бы только она позволила ему лечь рядом!
Нет, конечно, этого никогда не случится. Она ясно дала ему понять, как относится к обольщению, когда приставила острие своего кинжал к его горлу.
Во время ужина герцог не сводил с Беллы проницательного взгляда. Он по-прежнему хотел выяснить, почему сэр Сеймур уехал из Египта так поспешно. А это означало, что он должен навести Беллу на разговор об ее отце.
– Если вы были так заняты домашними делами, то где же вы брали время для работы с отцом?
– Вечерами я помогала ему с его дневниками. И еще время от времени я могла ездить с ним на раскопки Персеполиса.
– Почему же только время от времени? Если в вашей небольшой хижине был слуга, то у вас не могло быть уж так много домашних дел, ведь вы жили только вдвоем с отцом.
Взгляд Беллы стал холодным и удивительно таинственным.
– Сразу видно, что вы никогда не занимались домом, ваша светлость, – произнесла она, отодвигая свой стул. – Ну а теперь уже совсем поздно, и я не смею долго задерживать вас. Посмотрим эти наброски?
Майлз подозревал, что она не рассказывала ему всего о своей жизни в Персии. Поставить барьер для дальнейших расспросов – это была хорошо знакомая ему тактика, так как он сам много раз прибегал к ней. Однако герцог решил на время забыть об этом. Пусть уж лучше она чувствует себя такой же расслабленной, какой была, пока ела. Только в таком состоянии из Беллы Джонс можно вытащить признание о реальной причине ее интереса к его архивам.
А еще она, возможно, ослабит бдительность и пофлиртует с ним. Быть может, у него даже появится еще один шанс заключить ее в объятия, ощутить в руках ее прекрасное тело. При одной мысли об этом кровь устремилась к его чреслам.
Майлз переставил канделябр поближе к краю стола, чтобы он получше освещал наброски. А когда Белла села, он подал ей стопку рисунков. Вместо того чтобы сесть напротив нее, Майлз подвинул к себе оттоманку. Это позволило ему оказаться как можно ближе к Белле под предлогом его интереса к отцовским наброскам.
– Вы вспомнили сцену, изображенную на самом верхнем наброске, – напомнил он. – Вы пытались поймать лягушку.
– Да, но это был лишь фрагмент воспоминаний, совершенно бесполезный. – Бросив на Эйлуина настороженный взгляд, Белла погрузилась в просмотр рисунков, изучая по очереди каждый набросок, сделанный ручкой и чернилами: кружащегося дервиша в летящих одеждах оазис, окруженный пальмами; храм с обезглавленной статуей фараона-воина Рамзеса Второго.
Белла молча передавала Майлзу эти и другие рисунки, пока не добралась до последнего листа в стопке. Ее глаза расширились.
– Только посмотрите на этих мальчишек, скачущих на верблюдах! Господи, как же их тут много!
– Это были скачки. – Память вернула Майлза к палящему солнцу, горячему песку и диким воплям юношей. И, словно это было вчера, он вдруг ощутил в себе тоску и разочарование. – Помню, мне так хотелось присоединиться к этим молодым бедуинам, – вымолвил он.
– Но отец не позволил вам, да? – догадалась Белла.
От ее прямого взгляда Эйлуину стало не по себе, как будто она была способна заглянуть прямо в его душу. Ему не хотелось, чтобы Белла поняла, как сильно его разочаровал и уязвил резкий приказ отца.
Он снова опустил глаза на рисунок.
– Эйлуин был прав, поступив таким образом, – проговорил он. – До этого я никогда не ездил верхом на верблюде и, скорее всего, свернул бы себе шею.
Белла недоуменно приподняла брови:
– Вы называли его Эйлуином? Не… папой?