На нем теперь махровый халат. Тот белый и идеально выделяет его загорелую кожу. С коротких же волос Максима капает вода. Он явно не из тех, кто пользуется полотенцами. Тут мы похожи. Я тоже после душа накидываю халат прям на мокрое тело, а волосы хорошенько отжимаю руками. Только халат у меня дома вафельный, а не махровый. И он кофейного оттенка.
Я непроизвольно поворачиваю голову в его сторону, разглядывая его высокий силуэт.
Максим невыносимо хорош собой.
Эта мысль вдруг ударяет в голову, хотя это и раньше было очевидно.
Мускулистый. Сексуальный. С впалыми щеками и хмурой складкой на лбу, которую хочется разгладить. Провести пальцами, почувствовав тепло его кожи. И глаза у него глубокие до опасного предела, я едва вынырнула из них, когда он поцеловал меня.
– Я не умею засыпать так рано, – бросает Максим, обходя мою кровать. – Ты что, бросишь меня?
Мои брови ползут вверх.
– Ты боишься темноты? Или что?
– Тишины, – тут же находит что ответить Макс. – Я боюсь тишины до панических атак.
– И что ты предлагаешь? Разговаривать всю ночь?
– Чем не вариант? – он усмехается и останавливается у противоположного края кровати.
Он испытующе смотрит на меня и, кажется, совсем позабыл, что уговор был другой. Он должен был пойти на диван, а не крениться в сторону кровати. Да, она кинг сайз, и в ней можно лечь вчетвером, но мне хочется пользоваться ее простором в одиночку.
– Расскажи мне что-нибудь, а я потом свалю.
Он по одному моему взгляду понимает мои мысли. Он все же опускается на матрас, сминая соседнюю подушку локтем. Максим не ложится, а присаживается рядом, но итог один: он потихоньку отвоевывает мою территорию.
Я запрокидываю голову и гляжу на это нахальное совершенство.
В нем удивительным образом уживаются крайности.
Он дерзкий и самоуверенный – и в то же время неустроенный. Его странная судьба отпечаталась на его характере. Я буквально вижу в нем детдомовского паренька, который рос с мыслью, что никому не нужен, а потом на него свалилось безумное богатство. И семья в лице старшего брата. Поэтому дизайнерская одежда идеально на нем сидит, он умеет выглядеть так, будто носит ее с детства, а в глазах тоска. Или даже голод. Голод по человеческому теплу, по чему-то искреннему и честному, что не купить ни за какие деньги.
– Ты лучше расскажи, – произношу, поворачиваясь к нему.
Максим уже успел сползти по мягкой спинке кровати и занять положение, которое идеально подходит для сна. Его халат распахнулся, оголив накачанную грудь, на которой виднеется темная дорожка волос.
И шрамы.
Во мне вдруг полыхает смелость, и я приподнимаюсь. Я протягиваю ладонь к его груди и упрямлюсь даже в тот момент, когда Максим ловит мои пальцы. Он не ожидал от меня этого – складка на лбу стала глубже и графичнее. Но я не отступаю, веду ладонь дальше и чувствую, как Макс не решается сделать мне больно. Не решается даже намекнуть на боль. Он ослабляет хватку в тот момент, когда понимает, что удержать меня можно будет только силой.
– Откуда этот? – спрашиваю и касаюсь продолговатой отметины, которая находится в ложбинке между кубиками пресса.
Макс замирает.
Я сама чувствую себя опьяненной. Я сама касаюсь его, скольжу подушечками пальцев по жаркой коже. Чувствую, как бугрятся мускулы, как много силы затаено в его тренированном теле и как остро он реагирует на меня.
– От розочки.
– Розочки?
– Если отбить от бутылки горловину, получится розочка.
– Боже.
– Я сам виноват, – продолжает Макс. – Это еще с первым клиентом, я только начинал охранником. Проморгал момент, пришлось закрывать своим телом.
Я судорожно вбираю воздух. Стараюсь не представлять его слова картинками и провожу пальцами прямо по шраму. Глажу его, словно его можно стереть, если добавить побольше нежности. Странно, но мне самой становится легче оттого, что я даю хоть немного ласки ему.
Макс накрывает мои пальцы широкой ладонью и крепко сжимает.
– У тебя пальцы подрагивают, – говорит он. – Ты слишком впечатлительная.
– А этот? – Я упрямо иду дальше и нахожу кружочек, который расположен рядом с ключицей. – Только не говори, что это огнестрельное…
Он молчит.
Я заглядываю ему в глаза, чтобы он прекратил отмалчиваться, а потом понимаю причину повисшей паузы.
Боже.
В него не просто стреляли, а попадали.
– Ну все, хватит, – хрипло произносит Максим.
Он рывком поднимается и опрокидывает меня на спину. Сам надавливает сверху, но не всем весом, а лишь дает почувствовать свою тяжесть.
– Ты почти плачешь, – произносит он на сердитом выдохе. – Отлично. Не надо, Арин, я терпеть не могу, когда меня жалеют…
– Это не жалость.
– А что тогда?
– Не знаю. – Я пожимаю плечами. – Что-то чисто женское, видимо.
Я встряхиваю головой.
– И я не плачу, я только…
Он не дает мне договорить, закрывает мой рот своими губами и стирает все недавние эмоции новым потоком. Сладким и пульсирующим.