Бог мой, думал Жукровский, сколько же чепухи написано, наговорено, наснято, напето об этой самой любви! Но зачем же взмывать в столь высокие сферы, зачем изыски и восторга, если бал здесь правит физиология — влечение полов. Что останавливает самого примерного супруга от измены? Одного — страх перед воображаемыми последствиями, особенно если партбилет носишь в кармане. Все ведь могут навалиться, ежели супруга — скандальная баба: партком, завком… Другой, и таких большинство — одно название, что мужик, издали облизывается. Третий импотенцию скрывает показной порядочностью.
О женщинах Жукровский судил, основываясь на личном опыте, более чем прозаично. Однако ход его мыслей прервал голос Наташи:
— О чем так задумался, Славик? И где ты сейчас?
— О тебе, Натали. О нас.
— Все хорошо?
— Хорошего как раз мало. Мне пора уезжать.
— Но пару дней ты же можешь еще побыть в Одессе?
— Хотелось бы. Но знаешь, Наташа, существует недремлющее око соседей.
— Я все понимаю. Я могла бы устроить тебя у одной приятельницы. Но сейчас о другом. Мы что, вот так расстанемся, разбежимся? Ты мне ни разу не сказал, что любишь…
— Слова — слабые воздушные колебания, условные обозначения предметов, ощущений, чувств. К тому же, только кости мамонта, возможно, древнее наших привычных слов. Я же стремился, чтобы тебе было хорошо.
— Мне очень хорошо с тобой, Славик. Поверь, так никогда и ни с кем не было. Помнишь, в наш первый вечер ты сказал: это — судьба?
— Судьба — наша встреча. Но твой сын, муж — это более чем судьба, это реальность.
— Ты не позвал меня, ничего не предложил…
— Натали, милая, я не могу не помнить, что ты — мать. И понимаю, поверь, каково тебе сейчас. Не торопись, еще не вечер.
— Ты бы полюбил моего Олежку, я просто уверена!
Но Жукровский менее всего был склонен думать сейчас о чужом сыне. Он и собственного-то активно не желал заводить, несмотря на все доводы, даже слезы Ирины. Одни любят цветы жизни, другие — спелые плоды. Наташа, увы, переходила границы, мысленно отведенные ей Жукровским, и в его душе вспыхнуло и быстро разгоралось раздражение. Однако роль надо было сыграть до конца! Наташа еще не раз может быть полезной в его новой кочевой жизни. И Жукровский включил магнитофон, поднес ее холодную руку к губам.
Их последняя ночь, уже в ее одесской квартире — разумеется, о том, что на данном этапе она последняя, знал только Жукровский, была взаимно пылкой. Он наслаждался молодым, горячим телом, всеми сугубо семейными удобствами для любовной игры как бы впрок, не зная, что сулит ему день грядущий. Она же старалась продлить выпавший ей праздник, будучи, впрочем, уверена, что судьбу не объедешь, и если двоим вместе так удивительно хорошо, они, несмотря ни на что, будут вместе. Наташа была красива и самоуверенна.
Наташа дала Вячеславу, по его подсказке, телефон и адрес приятельницы и ушла утром, успев накормить его завтраком, на работу. Он вышел вскоре за ней, захлопнув дверь и оставив короткую записку на столе: не может, дескать, рвать ей и себе душу. Будет звонить. Как ни велик был соблазн компенсировать кишиневские расходы, Жукровский не взял и нитки из этой квартиры. Наташа могла еще пригодиться. К тому же ему нравилась сыгранная роль.
Иволгин захлопнул папку, спросил:
— Сколько на твоих пластиковых? Пожалуй, нам пора.
— Ваше дареное золото спешит. Еще минут пять в запасе.
— Ну, такой генералитет ждать не любит. Я тебе говорил, что должны быть областной прокурор, начальник УВД области?
— Не мы к ним, они к нам — и то хорошо.
— Не научил я тебя, кажется, многому, но одному точно: уважать начальство.
— А это уже сугубо от начальства зависит. Нельзя уважать кресло — уважают только человека.
— Нельзя вас и дальше держать в паре с Иванцивым, ему его философия минимум прокурорской должности стоила.
— А вам — минимум полковничьих погон?
— Не петушись, Валентин, покукарекаешь в кабинете Никулина. Кстати, Иванцив задерживается. Не похоже на него.
— А знаем ли мы товарища Иванцива?
— Это ты о чем?
— Да так. Слышите, его шага.
Иванцив, пожав обоим руки, быстро сбросил пальто, шарф, пригладил волосы, спросил:
— Не опаздываем?
— Сейчас идем. Хочу проинформировать вас, что с медсестрой, дежурившей в ту чертову ночь в палате нашей «разведчицы» работает Валентина, контакт установлен, — Иволгин пока не считал нужным вдаваться в детали.
— А что она собой представляет? — уже в двери спросил Иванцив.
— Пока мало информации. Но, судя по тому, что уже удалось установить, живет не только на скудную медсестерскую зарплату.
— Тут надо поосторожнее, — Иванцив остановился, развивая мысль. — Во-первых, в реанимации получают поболее. Во-вторых, опытная медсестра всегда сыщет приработок.
— М-да, многовато в нашем эпицентре белых халатов. Теперь уже две медсестры под наблюдением, не говоря о лекарях, — Иволгин поторопил Иванцива, взяв за локоть. Сзади Скворцов подбросил:
— Какие там они белые!
— Это и есть твоя работа: белое должно остаться белым, а грязь соскабливай, чисть.