Красная петля

– Неважно. Он был близок с Робсоном. Робсон отправился в Россию, он чувствовал, что славяне понимают спиричуэле всем своим существом, душой – это и меня покорило в русских. Даже странно, – он заговорил шепотом. – Я всегда радовался, когда ты соглашался поговорить со мной по-русски.

Я не помнил, чтобы мы общались с Сидом по-русски. Совсем не помнил – и сейчас задумался, в своем ли он уме? Может, от страха Сид слетел с катушек?

– Этот покойник как-то связан с русскими? Потому ты меня и вызвал?

Он поставил кофейник на плиту, зажег конфорку.

– Я кое-что слышал. Люди говорили. Я наведываюсь на Брайтон-Бич, купить русских газет и хорошего хлеба, иногда икры, у меня там друзья. В книжных лавках, в кафе. Кто-то доброжелателен, кто-то не очень. Там ведь черный – белая ворона, понимаешь? – он улыбнулся. – Прости, Арти, пойду переоденусь, пока варится кофе.

Он оставил меня и вышел в дверь, которая, как я догадывался, вела в ванную.

Я переминался с ноги на ногу, дощатый пол поскрипывал. Две стены были плотно заставлены книжными шкафами. Но книгам было тесно в этих шкафах. Они громоздились грудами на полу и на большом сосновом столе у окна. Там же стоял компьютер. Зеленый рюкзак Сида валялся около каменной вазы с розами. Почти все лепестки осыпались на стол и аккуратную стопку картонных папок.

К столу было придвинуто старомодное деревянное кресло на колесиках. В углу приютился круглый столик, на нем – десятки фотографий, все в старинных серебряных рамках. У столика – потертый кожаный диванчик с линялым красно-синим покрывалом. Сверху – одеяло и подушка.

Сид вернулся в выглаженной темно-синей рубашке с закатанными рукавами, брюках со стрелками и новых до скрипа ботинках. Выключил плиту, разлил кофе по кружкам, одну вручил мне. Оперся на маленький столик, где рядами были разложены газеты и журналы.

– Я – газетный наркоман, – сказал он. – Всегда был таким. Читаю по три, четыре штуки на дню. Сам себя не помню, если не почитаю.

Он улыбнулся. Я огляделся:

– У тебя нет телевизора?

– Ненавижу шум, – признался он.

– Так ты живешь здесь?

– Нет. Это офис, а не жилище. Но я кое-что публикую, из местной истории. Монографии про Уитмена, статьи о газетах чернокожих. То, что мне дорого, а остальным – побоку.

Я глотнул кофе и достал мобильник. Поздновато уже.

– Мне здесь уютно, но не до такой степени, чтобы жить. У меня есть квартира на Бруклин-Хейтс и дом в Сэг-Харборе. Погряз я в собственности, Арти. – Он посмотрел в потолок. – Слышишь музыку? Это кубинский гончар. Мне нравится. Нравятся звуки из других квартир, понимаешь?

Я понимал.

– Они отгоняют демонов, – пояснил он.

– Каких демонов?

– Одиночества.

– Ты и ночуешь здесь?

– Но не сплю. Сижу на диване, смотрю на воду. Я купил это место для работы, потому что люблю воду и потому что никто о нем не знает. Могу скрыться с глаз. Могу осесть здесь – и никому нет до меня дела. Ни жильцам муниципальных многоэтажек, ни прочим, у кого тут свой маленький бизнес. Ни кондитерам, ни вышивальщице, ни той, что мастерит воздушных змеев из шелка, ни стеклодувам, ни художникам, понимаешь? Всем безразлично, чем я занимаюсь. Высшая свобода, какую только можно вкусить в Нью-Йорке. Бытие за гранью. Но все меняется. У нас открывается супермаркет. Хочешь еще кофе? Пива? Или слишком рано?

За его обходительностью угадывалось напряжение. Лицо подергивалось, в глазах мелькал ужас. Я снова посмотрел на часы. Я обещал быть пораньше. Обещал.

Сплошные нестыковки: Сид, разгуливающий ночью по берегу; ночевки в почти пустой квартире; мятая одежда. Все это не сочеталось с его правильной размеренной речью, хорошими манерами, с тем, как он слушал собеседника. Но он был напуган. Да, что-то есть у него в глазах. Он замкнулся, возможно защищаясь, и часть его скрылась из виду.

– Так что с покойником, Сид? Думаешь, на расовой почве? Давай поговорим о нем.

– Не знаю. В прежние времена – возможно. Но сейчас? Зачем? Девяносто процентов жителей Ред-Хука – черные или испанцы. – Он поставил кружку и сел на край стола. – Не могу избавиться от мысли, что кому-то надоело, как я шастаю по округе, и в итоге труп несчастного бродяги рассовали по мешкам. Я люблю потолковать с людьми, послушать истории о доках, быть в курсе событий. Я обеими руками за градоустройство. За то, чтобы вдохнуть новую жизнь в это место. Но есть те, кто против. Есть те, кто будет драться. Я подумывал написать книгу. Делал заметки. Возможно, кому-то показалось, что я знаю слишком много. Или нет.

– А ты знаешь?

– Что?

– Знаешь слишком много?

Он чуть улыбнулся:

– Зависит от точки зрения.

– Может, это был всего лишь несчастный случай, Сид. – Я махнул в сторону протоки, где недавно орудовали копы.

– Считаешь, кто-то потрудился бы случайно убить старого пьянчужку?

– Тогда скажи, что ты сам считаешь. Если хочешь, конечно. Потому что мне пора ехать.

Он размышлял. Я понимал, что он пытается все обдумать. Сид подошел к раковине, вымыл кружку и поставил ее на сушилку. Повернулся ко мне и спросил:

– У тебя еще сигаретки не найдется?

Я бросил ему пачку.