Красненькая, с Лениным

Губа у нее влажно блестит и сводит его с ума. Он всегда хочет уловить в Любкиной откровенно пренебрежительной реакции тайный знак ему.

Любка комментирует его признание, ерничая:

— «Жена, ты любишь меня?» — «А?» — «Или не любишь?» — «Да». — «Что да?» — «Ничего».

Аполлонова школа…

— Любка, хочешь, я брошу школу и поступлю в техникум в твой город? У меня есть где поселиться — у дяди.

— Зачем? Хватит с нашего города одного Аполлона… Кстати, где он сейчас, газетный бузила, балагур дачной провинции?

— Чтобы быть рядом с тобой… — тянет Рыцарь свое.

— Зачем? — Любка листает конспект туда и обратно, силясь найти нужную страницу. — Зачем? Зачем? Зачем?.. Ну вот, ага! Суррогат, суррогатус… Продукт или предмет, заменяющий другой продукт или предмет, с которым он имеет некоторые общие свойства, но не обладает его качествами… Переносный смысл: подделка, подделанный, фальсифицированный продукт. Суррогат кофе, суррогаты жиров, суррогат счастья. И все?.. А дальше?.. Говори-говори, чтобы я не отвлекалась на вопросы, — Любка шлепнула ладонью по бумаге. — Это я здесь сачканула, как назло, кино-кино-кино… Ну, ладно! Так зачем, скажите вы мне ради бога, — она поворачивает голову в сторону собеседника, — зачем люди, вместо того чтобы сидеть на лекции, смотрят кино? Зачем? Ведь кино это суррогат жизни!

— Любка, а ты бы смогла еще года четыре не выходить замуж?

— Смогла бы! — быстро отвечает Любка — Конечно, что за вопрос! Но больно уж кино хорошее иногда бывает. Как устоять? А потом — нужной лекции нет. И где взять?.. И ведь именно эта тема попадется, как пить дать, попадется в несчастливом билете… Но почему четыре? Чтобы проводить тебя в армию?

Любка бьет под дых: действительно, его совершеннолетие будет говорить о том, что пора в армию, а там еще два года. Несчастный он, несчастный.

— А шесть?.. — он потупился, понимая, что говорит о невероятном: — А шесть лет смогла бы?

— Нет! — выкрикивает Любка и захлопывает конспект. — Не могу! Без этой страницы сама тема становится бессмысленной. Завтра на консультацию, там возьму у девчонок пропущенную лекцию, — она таинственно улыбается: — Или у мальчишек!

— Не надо у мальчишек, — просит Рыцарь.

— Какая разница?

— В порывах ревности я страшен…

— Ге-рой!.. — саркастически скрипит Любка.

Днем он сидит с Любкой на скамейке, вечером она уходит к себе. После семейного ужина из окон ее дачного домишки несутся звуки скрипки. Несостоявшаяся скрипачка…

Он в это время смотрит на звезды, ему видятся испанские лагуны, каналы Венеции, небоскребы Нью-Йорка, огни Бомбея… Скрипка смеется и плачет на разных языках, разнося по родной окраине дух чуждых мест. И его любовная тоска погружается в пестрый рай дальних стран…

Наконец звучит «Чардаш» — это сигнал: сейчас Любка выйдет на улицу, сядет на темную скамейку. И скоро туда выйдет он. Конечно, случайно… Иногда за ним, отложив газету, увязывается дядя Аполлон, чтобы своим присутствием смазать всю картину его свидания — смешить Любку, забирая все ее внимание себе, пустому никчемному человеку, неудачнику в карьере, в семейной жизни, человеку без друзей, даже без каких бы то ни было привязанностей, но при этом встревающему в любой разговор, препятствуя нормальному общению людей. Людей, гораздо младше его, которые вовсе не нуждаются в постороннем, тем более, во взрослом вмешательстве…

Но сегодня дядя загрустил у телевизора, невидяще глядя в экран, и Рыцарь выходит на свидание один.

Он выходит к скамейке с гитарой, как с противовесом утихшей скрипке.

Любка, как всегда, шутит:

— Что сбацаешь мне, мачо, на кифаре? Что будем танцевать? Оле, халео? Качучу? Мадрилену?.. Увы, сегодня, судя по нашему с тобой одиночеству, не будет танцев пылких болеросов, не будет тамбурин и кастаньет… Ведь ты сегодня один, без своего хохмачового дяди. Значит, будем грустить.

— А разве это плохо — грустить? Слушай, Коломбина…

«А ты опять сегодня не пришла…А я так ждал, надеялся и верил,Что зазвонят в ночи колокола-а-а,И ты войдешь в распахнутые двери!..»

Он поет и пьянеет от картинки: Любка входит в его гостиничный номер под звук колокольных перезвонов! И ты, Любка…

«Перчатки скинешь прямо у дверейИ просто бросишь их на подоконник!„Я так озябла, — скажешь, — обогре-е-ей“.Протянешь мне озябшие ладони!..»

Любка смотрит в небо.

— Что думал сочинитель этих несовершенных стихов? Ему было не до стихов, о, мачо! Пиит просто сплетал первые попавшиеся слова и ноты, подсказанные глупым сердцем, в серенаду любви. Потом, когда все ушло, не переделывал, не оттачивал рифму, не устранял ляпов… Давай что-нибудь более ритмичное.

— Пожалуйста.