Красное и белое. И серо-буро-малиновое

Во-вторых, говорила Зойка Три Стакана, запрет на производство и продажу водки, введённый царским правительством кровопийц и душегубов, привёл к тому, что в деревне процветает самогоноварение. А кулаки, помимо того, что мироедствуют в деревне, продают самогон подпольно в городе, спаивая для собственного блага ещё и рабочих. Так лучше пусть всё это делает пролетарская власть для собственного блага.

Живоглоцкий, согласившись с тем, что царское правительство было «кровопийским и душегубским», всё же возражал, что, во-первых, в деревне и так самогона предостаточно («мы же, товарищи, не понаслышке знаем, где взять качественный самогон!»), и крестьяне пьют его ровно столько, сколько им нужно. Поэтому производство водки государством будет нацелено не на крестьянство, малограмотное и малореволюционное, к тому же пьющее свой самогон, а на сознательный рабочий класс – ведущую силу пролетарской революции. А поскольку совершённая «вот этими руками» революция являлась по своей сути пролетарской, то спаивание пролетариата – есть вещь контрреволюционная.

Во-вторых же, пополняя за счёт акциза на водку бюджет, мы тем самым достигаем сиюминутного интереса, поскольку пьяный рабочий работает хуже, вырабатывает меньше продукции, и тем самым уменьшает в дальнейшем налоговую базу. Так что выгода от дополнительного налога скоро сойдет «на нет».

А в-третьих, пропивая часть своего дохода, рабочий лишает свою семью радости покупок и удовлетворения других нужд, как-то: конфектов детям (он только что прочитал И.Тургенева «Записки охотника», где встретил именно «конфекты» и полюбил это слово), банты жёнам и революционной литературы для самого себя.

Споры на Пленуме разгорелись жарчайшие! Все участники Пленума разделились на два лагеря: большинство стояло за точку зрения Зойки Три Стакана, меньшинство – за точку зрения Живоглоцкого. Никто не вспоминал о том, что практически каждый старый революционер имел дома самогон, купленный по случаю, или реквизированный в деревне. Когда речь идёт о народе в целом, пусть даже и головотяпах, каждый, речь ведущий, становится геополитиком и отрывается от грязи собственной повседневности и устремляется в облака обобщённости.

Сторонники Живоглоцкого не были убеждёнными трезвенниками, более того, некоторые из них были хорошо известны, как большие любители весёлой жизни с выпивкой и закуской. Но речь шла не о них, а о массе в целом, о революции, в конце концов! Пролетариат с их позиций должен быть носителем революционной идеи и трезв как стёклышко, неся её.

Дискуссия длилась четыре часа, Живоглоцкий и его сторонники оказались в меньшинстве, и на Пленуме было решено рассмотреть в положительном аспекте на Президиуме Всеглуповского Совета вопрос о реорганизации бывшего Смирновского филиала водочного завода в Глуповский винно-водочный комбинат. Решили в честь славного революционера Кузькина и имя дать заводу – «Глуповский винно-водочный комбинат имени Кузькина».

Железин в прениях не выступал, но при голосовании поддержал Зойку Три Стакана и реплики с места подавал. Затем он тщательно правил стенограмму, выступления других и собственные реплики, после чего эти реплики превращались уже в яркие мини выступления в поддержку генеральной линии партии.

Живоглоцкий не успокоился и опубликовал в «Глуповской правде» большую статью о вреде алкоголя. Дискуссия вышла за пределы стен обкома. Так возникла в Глупове первая организованная внутрипартийная оппозиция. Поскольку надо было как-то её идентифицировать, назвать то ли «левой», то ли «правой», то ли ещё какой, начались в обществе поиски соответствующего наречия или прилагательного, поскольку направление оппозиции было не ясно. Против названия «водочная оппозиция» возражали сами её участники – мы, мол, противоводочные, а не водочные. Но говорить «противоводочная партийная оппозиция» как-то не по-русски, уж очень громоздко, многие ораторы уже на первом слове спотыкались, где уж тут говорить о названии в целом! Тут с лёгкой руки Зойки Три Стакана появилось обозначение – «Живоглоцкистская оппозиция», а её участников стали называть «живоглоцкистами», а некоторые наиболее отчаянные противники – «живоглотами»…

А никто из оппозиционеров и не возражал, быть оппозицией в начале 20-х годов было вполне нормально и даже модно.

Жизнь шла своим чередом, оппозиция бросалась и на другие темы, шла открытая борьба разных мнений на пленумах, на заседаниях Советов разных уровней, всё бурлило и кипело, но не выплёскивалось за некоторые границы старой революционной дружбы, которые лично определяла Зойка Три Стакана. Для поддержания дружеских отношений каждую пятницу после планёрки, проводимой в облисполкоме, старые и новые глуповские руководители отправлялись в автомобилях в заранее оговорённое место, где устраивали дружескую пирушку.